Семен допил компот, запрокинул голову, вытряхивая в рот разваренное содержимое на дне стакана, потом спросил:

– Дашь пятерку дня на три? Скажем, до вторника?

Петя достал кошелек, там лежали трешка и рубль.

– Дам трешку, – сказал он. – Рубль себе оставлю. Семен помолчал, цепляя зубцом вилки лоскуток яблочной кожуры в стакане, и спросил:

– Ты ей что – алименты платишь?

До этого дня он с Семеном не говорил о Кате. Просто были темы поважнее для обоих.

– Нет, – ответил он неохотно. Семену лгать не хотелось, правда же никого не интересовала. Да никто бы и не поверил правде.

– Хорошо, – кивнул Семен. – А я боялся, что они тебя потрошат…

Петя поставил стакан с недопитым компотом, повертел в пальцах крупную персиковую косточку. Косточка попалась, а персика не было, вероятно, угодил в чей-то другой стакан.

– Собственно… – пробормотал он.

– Собственно, от них вполне можно ожидать, – перебил Семен. – Ну как же, все по закону: мальчишка ведь на тебя записан?.. Смотри-ка, а ведь с Анастасией у Мастера не было детей, да?

Не поднимая глаз, Петя вертел в нервных пальцах шероховатую косточку, с волоконцами в лабиринтах извилин.

– Ты что… знал? – спросил он трудно.

– Петрушка, это с самого начала был секрет Полишинеля. Ты один видел нимб над ее химической завивкой… А о том, что Мастер грел на ней старые косточки… ну-у… мало ли какие у нас слабости, Петрушка, особенно когда мы входим в разряд выдающихся мастеров культуры… Но тебя все понимали.

– Что – понимали?

– Ладно, – сказал Семен, морщась. – Чего ты завелся?

– И все-таки? – тихо уточнил Петя, поглаживая персиковую косточку. Она уже высыхала в его руке и из бархатно-вишневой становилась грязно-бурой.

Семен звякнул ложкой в пустом стакане.

– Извини. Жалею, что затеял этот разговор. Не подозревал, что это болезненная для тебя тема… Я просто хотел сказать, что Катька, конечно, дура и проиграла все. А ты прав. С паршивой овцы хотя бы прописка.

Тогда он поднял на Семена глаза.

– Да, – сказал он. – Я сделал верный ход. Я воспользовался Катиной бедой и спекульнул штампом в документе. Я, конечно, молодец… А ты не боишься иметь дело со мной, с таким практичным? Не думаешь, что я сделаю второй какой-нибудь ход, когда наша студия встанет на ноги?

Семен добродушно рассмеялся и, опустив голову, затренькал ложечкой в стакане. Когда же он поднял глаза, Петя вдруг увидел впервые, со стороны как бы, целенаправленность этого прозрачного взгляда.

– Идио-от, – протянул Семен с любящей интонацией, – идиотик мой. Это ты-то практичный? Да тебя разделают до костреца, ты и не заметишь. Я оттого, и переживал, думал, что они с тебя алименты дерут. От них же всего можно ждать, от этого народца…

– От… при чем – народца?

Семен присвистнул весело, покрутил пальцем у виска, а остальными помахал, как птица крылом.

– Муж! – сказал он. – Законный. Родственников не раскусил. Ты что, не знал, кто у Катьки мать?.. Вспомни, у них и за столом всегда фаршированная рыба и форшмак. – Было что-то сладострастно-брезгливое в губах, когда он произносил последнее слово. – У них и пахло всегда этим. Как войдешь, так с порога разит.