Тела еще в машине, нет даже «скорой», следовательно, все произошло совсем недавно, может быть – пятнадцать, десять минут тому назад. Что было бы, приди я вовремя?

подходи сегодня часам к восьми вечера. Будет интересно :-):-)

Не в восемь пятнадцать, а ровно в восемь?

Я… я увидел бы, как все это произошло. А чертов jukebox знал, что это должно произойти. Иначе он не отправил бы меня сюда.

увидишь, что будет потом.

Это не просто автокатастрофа, «Мерседес» не просто потерял управление и врезался в парапет: все, находящиеся в машине хладнокровно расстреляны, я замечаю и кое-что другое кроме треснувшего лобового стекла: прошитые пулями дверцы, пассажиров поливали свинцом на совесть, одним лазерным прицелом дело не обошлось. За последние несколько минут я не сдвинулся с места ни на сантиметр, я стою там же, где стоял, там, где меня застали блики – белые, голубоватые: почти посередине мостика. С телами в машине ничего не происходит, все дело во мне, в зрении, обонянии, осязании, никогда еще мир не открывался мне в таких режущих глаз подробностях. Не прилагая никаких усилий, я могу разглядеть небольшую царапину на капоте и рисунок шин – господи! даже рисунок шин виден мне, как видна залитая кровью запонка одного из пассажиров. Черная матовая поверхность (Black Onyx?!) и маленький камешек в углу слева – я не должен этого видеть, я не смог бы увидеть этого и с пяти шагов – но я вижу, вижу! И почти физически ощущаю, как стынет и сворачивается чужая кровь, но и это еще не все -

она движется,

она приближается,

она не захлестывает потоком, она осторожна, осмотрительна, но – приближается.

В живописности ей не откажешь.

Именно на этой чудовищной мысли я и ловлю себя: в живописности ей не откажешь. Искореженный передок «Мерседеса» так безупречен, что вполне мог бы претендовать на место в каталоге, убитые тоже выглядят вполне гламурно, все трое: им впору рекламировать бритвенные станки «Gillette Turbo», тройное лезвие, освежающая полоска, щетина снимается на раз, тем более – основательно вспененная кровью.

Кровь.

Вот что интересует меня – кровь.

Она продолжает двигаться, ползти ко мне, огибая все препятствия или попросту избегая их. Я вижу, как отдельные капли собираются в ручейки, как ручейки снова распадаются – на рукава, а затем и на капли, они движутся, как птицы в небе, как закоренелые преступники – не оставляя следов. И моя собственная кровь, дурная кровь парня (37,2° по утрам в понедельник) тоже начинает волноваться. Даже во рту я ощущаю ее привкус, если она хлынет из ушей, из глаз, просочится сквозь ногти – я нисколько не удивлюсь. Теперь – не удивлюсь.

Я возбужден. Или это моя кровь возбуждена?

«А люди, погибшие насильственной смертью, не интересуют вас совсем?»

Это сказала мне Тинатин вчера вечером. Меня не интересуют мертвые пассажиры «Мерседеса», нет, не так: они интересуют меня не больше, чем любая картинка в журнале, стильная картинка, стильно выполненная картинка

BRISTOLL'S GIN НАСТРОЕНИЕ ВЕЧЕРА,

костюм с рисунком «рыбьи косточки» – единственная вольность, все остальное выдержано в строгом стиле деловых переговоров, плавно переходящих в сладострастные постельные стоны и фрикции; чеканный профиль, хорошо выписанные губы, стакан на переднем плане, кубики со льдом – life-style от яппи: