– Семён, только не кричи и не ругайся. Семён, держи себя в руках, – приговаривал он. И тут же, увидев свой автомобиль, заорал на водителя: – Что копаешься?! Живо в Кремль!

Шофер, видя состояние начальства, которое сейчас, пожалуй, и шашкой может рубануть, рванул с места и погнал тяжёлый автомобиль по улицам Москвы.

Из кабинета Сталина как раз выходила группа штатских, когда в приёмную буквально влетел Будённый. В его кильватере мчался Ворошилов.

– Хозяин на месте? – рыкнул Семен Михайлович.

– Да, но у него совещание через четверть часа, – сообщил Поскрёбышев бесцветным голосом.

Его не слишком-то удивил вид грозного военачальника – и не такое видывал.

– Доложите, пожалуйста, – попросил убитым голосом Ворошилов. И прибавил: – Мы недолго…

Сталин стоял возле своего стола и с любопытством смотрел на визитеров.

– Товарищ Сталин. – начал Ворошилов, но Будённый перебил его и рявкнул с места в карьер: – Коба, ты чего творишь?!

Если Сталин и удивился такому началу, то вида не подал:

– Ты, Семен Михайлович, сядь и поясни, чего не так?

Ворошилов увидел, что старый друг уже открывает рот для гневной отповеди, и понял: если сейчас не вмешаться, то потом будет поздно. И плохо…

Он приосанился и, отодвинув Буденного в сторону, шагнул вперёд:

– Мы вот по какому вопросу, товарищ Сталин, – голос наркома звенел от напряжения, но в глаза Сталина он смотрел твёрдо. – У нас что, изменились статуты наград? Хорошо бы памятку какую или брошюрку там. А то у меня к «Звезде» представлено человек сто да к «Знамени» шестеро. А один, представляете, даже к «Герою». Один, понимаешь, в КаБээМке этой, удержал и погнал целый полк англичан. Ещё и два танка сжёг. Весь раненый, чуть не истёк там до врачей, а всё стрелял, пока эти… кровью не умылись, – он глубоко вздохнул, стараясь успокоить дыхание, и спросил: – Так что, теперь ему медаль «За отвагу», а остальным памятный подарок? Или, может, на Александре Сталине у нас закончилось золото? Если по-честному, то ему и за Гитлера с его кодлой нужно было «Героя» или «Ленина» давать.

Молчал Сталин долго. Он очень хорошо знал и Ворошилова, и Будённого, и видел, что оба не просто недовольны. Буденный по-настоящему в ярости, а Ворошилов – абсолютно преданный и испытывающий перед Вождем прямо-таки мистический ужас – счёл своим долгом вмешаться. Значит, тоже сильно не одобряет.

Несмотря на то что оба буквально прожигали его своими взглядами, Иосиф Виссарионович неторопливо набил и раскурил трубку, походил по кабинету. Остановившись на полушаге, вдруг повернулся в сторону Ворошилова и Будённого:

– А ви подумали, что могут сказать люди, увидев, как награждают сына товарища Сталина высшей наградой СССР? Пацана, даже не коммуниста? – у Сталина вдруг прорезался сильный грузинский акцент, как всегда, когда он сильно волновался.

– Как в Гражданскую, товарищ Сталин, так это нормально было, да? – не удержался Будённый. – Вот у меня сколько пацанов служило – никого не обидели. И никто слова поперёк не сказал. А теперь получается, что они все достойны, а сын товарища Сталина – нет? А немецкие товарищи, кстати, мне сообщили, что как только сделают свой высший орден, так сразу и вручат его товарищу Александру Сталину. И вот не смущает их, что и кто подумает.