Катерина, запыхавшаяся, красная, с выбившимся из-под бейсболки клоком влажных волос, играла размашисто, сильно, совсем не женственно, со стоном, почти криком на ударе. Подавая, она прогибала сильную спину под мокрой майкой и била по мячу так, что звенели струны на дивной красоты ракетке.
На Тимофея она не обращала никакого внимания, в отличие от своего партнера, Александра Скворцова, который вдруг сбился, засуетился и стал играть так, что, принимая его удары, Катерина стонала протяжно: – Ну, Сашка-а-а!
Она бегала по площадке, как молодая лошадь в манеже, скорее порывисто, чем грациозно, и все это, включая непонятные выкрики “меньше” и “больше”, в которых Тимофей ни черта не умел разбираться, напомнило ему Уимблдон прошлым летом, где он находился по делам. Он добросовестно отсидел в ВИП-ложе и полуфиналы, и финал, чувствуя себя при этом так же неуместно и глупо, как и сейчас.
Все это было не его – аристократический, надменный английский спорт для богатых, атмосфера избранной тусовки, незнакомые правила, длинноногие загорелые дамы, богатые не благодаря пронырливости мужей, а от рождения. Конечно, он не зря терял время на этом дурацком Уимблдоне. Все, что ему нужно, он получил, но воспоминание осталось раздражающее.
Катерина со Скворцовым закончили партию, и она пошла к скамейке, на которой лежали какие-то непонятные теннисные причиндалы, такие яркие и притягательные, что их хотелось потрогать. Она попила из смешного носатого поильника, похожего на соску для новорожденных, выплеснула остатки воды себе за майку и блаженно зажмурилась. Скворцов бродил в отдалении, собирая мячи. Катерина накинула на плечи полотенце, крепко вытерла его краем мокрое лицо, сдула с лица надоевшую ей прядь волос и, подходя, улыбнулась Тимофею.
Он смотрел на нее во все глаза. – Господи, как хорошо, что есть возможность поиграть, – сказала она с радостной улыбкой и пристроилась на скамейку рядом с ним. – В Москве в спорткомплекс не наездишься, а здесь – в любой момент. Вы будете играть, Тимофей Ильич?
Она не была фамильярна. Она просто разговаривала с ним, как с обычным, нормальным человеком, с которым приятно время от времени просто так поболтать. Или как с радушным хозяином, которого гость благодарит за прекрасные условия.
Но дело в том, что с Тимофеем Кольцовым никто не болтал просто так. И благодарить его за гостеприимство было невозможно – они отстояли слишком далеко друг от друга в общественном положении. Тем не менее она с успехом проделала все это, поставив Тимофея в тупик. Он не знал, что ей ответить.
– Вы так здорово играете, – с искренним восхищением выразил Леша мнение Тимофеевой охраны, пользуясь тем, что шеф молчит. – Просто замечательно.
– Спасибо, – улыбнулась Катерина. Восхищение мужиков ей польстило. – Я давно не тренировалась, с полгода, наверное. У меня родители хорошо играют.
Конечно, подумал Тимофей со скрежетом раздражения. Родители. Профессорская дочка, еще бы!
– А вы не играете, Тимофей Ильич?
Вот пристала! Что тебе нужно? Вспомни, кто перед тобой!
Он тяжело поднялся со скамейки и, ни на кого не глядя, пошел к выходу. У двери он оглянулся и с мрачным удовлетворением увидел ее смущенное лицо. Стиснув в кулаках концы махрового полотенца, она растерянно смотрела ему вслед.