– Я вообще-то не спортсмен, – низкий тяжелый голос заставил их обеих вздрогнуть и оглянуться. Тимофей стоял совсем близко, прислонившись плечом к полукруглой мраморной колонне. В руке у него был телефон.

– Ты… давно стоишь? – испуганно спросила Катерина. Она моментально позабыла о Юлии и видела только его усталое недовольное лицо с глубокими тенями вокруг глаз. Господи, сколько он слышал из того, что она наговорила?

– Порядочно, – сказал он, отвечая сразу и на вопрос, и на то, о чем она только подумала. Потом он нехотя перевел взгляд на официантку, которая, повинуясь молчаливому приказу, тотчас же придвинула ему стул.

Тимофей кивнул ошарашенной, переполошившейся, как курица, Юлии, как бы отпуская ее, и обратился к Катерине:

– Как ты долетела? Леша сказал, что он тебя встретил и привез в отель…

– До свидания, Тимофей Ильич, – Пробормотала Юлия и быстро вышла, почти выбежала на улицу. Катерина проводила ее глазами.

– Ты все слышал? – спросила она, глядя на вечерний поток беззаботных пешеходов и сверкающих машин.

– Почти, – ответил он. – Что ты мечтаешь сделать из меня отца семейства – слышал. Как это тебе в голову взбрело?

– Сама не знаю, – сказала она, и щеки у нее загорелись тяжелым румянцем. – Прости меня, Тимыч. Я знаю, что ты совсем не хотел бы это услышать…

Но она ошибалась.

Он испытывал глубокое, просто чудовищное смятение. Он не был готов к такому повороту событий и не знал, как должен реагировать. Что именно он должен делать? Ругаться? Негодовать? Кричать, чтобы она это выбросила из головы?

Он не желал ни первого, ни второго, ни третьего. Больше всего ему хотелось… поговорить об этом.

Вдруг она сказала это серьезно? Вдруг случилось так, что она не боится его кошмаров и не считает его непригодным к жизни? Вдруг ей и вправду нужен он сам, Тимофей Кольцов, вместе со всеми его недостатками, амбициями, неудовлетворенным самолюбием и стремлением непрерывно что-то доказывать самому себе?

Вряд ли это возможно, но он очень хотел поговорить с ней об этом.

Я просто схожу с ума, решил он. Куда я лезу? В мужья этой профессорской дочке набиваюсь? В отцы семейства? Жарить по выходным шашлыки на их даче и выслушивать истории бабушки-императрицы? Я не гожусь для всего этого, неужели не ясно? Я не могу быть с ними. Я чужой, невоспитанный, оборванный мальчишка с темным прошлым. Я не знаю, почему, если старшая – Катя, то младшая обязательно Даша. Я не знаю, почему зовут Моней собаку, у которой кличка Вольфганг, и при чем тут Моцарт?! Я не хочу этого знать и не смогу жить их жизнью.

И больше всего на свете Тимофею Кольцову хотелось, чтобы Катя Солнцева вот сейчас, в этот самый момент, на женевской набережной, вдруг обняла его и сказала, что он нужен ей больше всего на свете, что она без него пропадет, и плевать ей на все его внутренние противоречия…

Он даже зажмурился, ясно представляя себе, что вот сейчас, вот-вот она его обнимет, и он с облегчением и радостью скажет ей…

Глядя на улицу, Катерина молчала. Тимофей видел ее длинную шею и часть щеки. И маленькое ухо с бриллиантовой сережкой.