— Вот вы все ушлые какие, — снова скептически хмыкнул Шестаков. — А кто-нибудь из вас в немецком волокет, чтобы языка допрашивать?
— Этого языка еще взять надо, — буркнул Стечкин после затяжки. — И почему немецкий?
— А свастики? Оружие ихнее?
— Ну и что? Я в Питере однажды и нашего, доморощенного со свастикой на рукаве видал, — отмахнулся командир.
— А я во Львове. И не одного, — согласно кивнул старшина Штеменко.
— Слушайте, а может, это… как его, — взволнованно заговорил старший лейтенант, сидевший рядом с Колесниковым. — Может, это портал? Ну вот открылся временной портал, и хоп… Нацисты из прошлого в нашем настоящем оказались.
Все тихо засмеялись над такой невероятной версией.
— Они бы от нашего настоящего так офигели, что коллективно застрелились бы, — смеясь, проговорил Колесников.
— Да и не стали бы они с нами воевать, — добавил Шестаков.
— Почему?
— Потому что у нас на технике российские триколоры намалеваны.
— И что?
— А то, что под этим флагом генерал Власов за Гитлера воевал, вот что! — зло проговорил Шестаков. Он был, наверное, единственным выжившим человеком, который присягал еще красному полотнищу с серпом и молотом.
— Ну, можно подумать, что они в этом шибко разбираются, — парировал старший лейтенант.
— Так, завязывайте уже с этой чепухой про временные порталы, — поморщился Стечкин. — Вы еще про инопланетян вспомните, вампиров, хоббитов и волшебника Изумрудного города до кучи.
— Забыл про русалок, — хмыкнул Борис. — Вот напали бы на нас русалки. Я бы их…
— Ай, да уймись ты уже, Колесников! — рыкнул Стечкин. — Серьезное ведь дело.
— Твое слово, командир, — произнес Шестаков.
— План с секретом на море одобряю. Хотя опасно это. Кто возьмет на себя?
— Я и возьму, — поднял руку Колесников. — Моя каша, мне и хавать.
Павел кивнул:
— Добро. Только, Борь…
— Да я все понимаю. Осторожны будем, как при родах жены.
— Были бы осторожны, жене бы не пришлось рожать, — пошутил Шестаков.
— Боря, я серьезно, — нахмурился Стечкин. — Я знаю, ты у нас казак лихой да хлопец отчаянный…
— Ну я же не самоубийца, — улыбнулся Борис.
— Да, а кто после всего этого катаклизма из гранатомета застрелиться пытался? — оскалился редкозубой улыбкой Шестаков.
— Так это давно было. И я был молодой да дурной. А сейчас мне дюже любопытно, чем все это кончится.
— Да все уже кончилось давным-давно, — угрюмо проговорил командир. — А для ребят только сейчас…
— Майор, — нахмурился Шестаков и пристально взглянул на командира.
Павел этот взгляд понял. Нельзя командиру раскисать, вдаваться в меланхолию. Никаких соплей и лирики! Но как же, черт возьми, хочется дать волю этому кому в горле и этой боли, что гложет долгие годы после свершившегося ада! Однако Эдик прав. Нельзя.
— Начинай готовить группу прямо сейчас, капитан, — твердым голосом приказал Колесникову гвардии майор Стечкин. — Эдуард?
— Да? — прапорщик удовлетворенно кивнул.
— Узнай, не вернулся ли Михеев. Меня что-то беспокоит его долгое отсутствие.
— Будет сделано, командир.
Маргарита Гжель подошла к двери своей маленькой коморки в больничном секторе Пятого форта. Усталость после обхода больных и накладывания новых швов избитому Сашей Загорским Марле гнала ее в свою крохотную обитель. Прилечь на кушетку и поспать хотя бы минут тридцать. А потом новый обход, перед сдачей смены.