Тут-то Джафар и осведомился — довольно желчно — насчет того, какую именно веру их новый друг называет “истинной” — не ту ли, что позволяет молящемуся увидеть свет и услышать голоса?

Его слова произвели на богомольца чрезвычайно сильное впечатление. Заболтавшись, он, должно быть, уже свыкся с мыслью, что слепец, сидящий в шаге от него оперевшись на посох и свесив голову, в отношении способности поддержать беседу не превосходит камень, на котором сидит; когда же Джафар открыл рот, суфий (это стало ясно по произведенным им звукам смятения) вскинулся от неожиданности, как если бы с ним заговорила лошадь.

Джафар повторил вопрос, и тогда тот, свыкнувшись с новым положением вещей, ответил с запинками, причиной которых было вовсе не отсутствие убежденности в собственных словах, а, вероятнее всего, понятное желание высказаться как можно более точно и правдиво, чтобы сразу подкупить собеседника открытостью и наладить с ним добрые отношения.

Да, сказал он, именно такую веру он и называет “истинной” — именно ее, веру мусульманскую, заповеданную Пророком; именно такую правую и твердую веру, что позволяет истинно верующим последователям ислама узрить сияние славы Господней, услышать дальние раскаты Его голоса.

Вот как, сказал Джафар (теперь вовсе не желчным, а, напротив, совершенно сахарным тоном). Однако существуют совершенно достоверные сведения, что христианские аскеты с помощью поста и молитвы достигают того же самого: видят светы и слышат голоса. Так не хочет ли сказать их новый друг, что христианская вера тоже является истинной?

Парень онемел... пытался что-то вымолвить, да, похоже, горло свело — только что-то вроде кряканья... а потом вдруг молча вскочил и дал деру по дороге.

Вот и поговорили.

Он совершенно не хотел его обижать. На что обижаться? Могли бы спокойно порассуждать... и сделать какие-то выводы. Сердце у него жужжит... Известно, что жужжит. Сам практиковал и сам слышал. Но нельзя одним жужжанием заменять все на свете! Пчела вон тоже жужжит... недавно мелькала какая-то мысль насчет пчелы... ах да! Вот именно: пчела жужжит, но ей не обещано Воскресение. Человек не пчела. Он должен пользоваться разумом.

Джафар запнулся в двунадесятый раз и в двунадесятый раз шепотом помянул нечистого.

Какая корявая дорога, бог ты мой! И этот тоже хорош... Идет — как конь на пахоте. Не понравилось ему, видите ли. Обиделся, наверное. Фу, глупость какая. Черт за язык дернул... нечистый, будь он неладен.

— Шеравкан! — взмолился слепой. — Давай отдохнем немного!

Поводырь остановился. Протянул руку.

— Садитесь.

Голос хмурый.

— Да не хотел же я его обижать, честное слово, — сказал Джафар, переводя дух. — Ты сам все слышал. Я только спросил.

— Ладно уж. Что теперь говорить. Человек к нам со всей душой... Джафар вместо ответа только ладонями развел — мол, кто же знал. Помолчали.

Шеравкан вздохнул.

— На ночевку придем, вы мне посох дайте.

— Зачем?

— Постругаю чуток. Поглаже будет. А то что он такой...

— Какой?

— Ну какой. Корявый.

— Да пожалуйста, — слепец пожал плечами. — На ощупь вроде ничего. Это ведь кизил?