Мы не обращали внимания, в каком состоянии эти, уже близкие теперь, дома. Они казались нам новыми, может быть обитаемыми. Возможно, что сейчас откроется какая-нибудь дверь, услышим мы незнакомый голос и увидим какого-нибудь норвежца или англичанина с трубкой в зубах[50].

Но, подойдя к дому, мы убедились, что он необитаем; все окна были заколочены, хотя и неплотно, но в некоторых стекла были разбиты. Дверь в дом была полуоткрыта и занесена снегом, который уже превратился в грязный лед. Нижние бревна дома были занесены тоже снегом, но верхняя часть постройки была свежа и производила впечатление недавно поставленной. Но теперь мы не обращали внимания на детали: нас интересовали какие-то большие ящики, полузанесенные снегом, которые лежали у самого дома. Оторвав доску у одного из них, мы внутри увидели второй ящик, но уже жестяной. Разрезали ножом жесть, и (о счастье!) внутри ящик оказался полон белыми сухарями, галетами. Сейчас же у нас и в карманах и во рту очутились эти чудесные галеты, о которых мы столько времени мечтали. Вскрыли второй ящик, и он оказался тоже с галетами, но уже лучшего сорта. Таких ящиков было пять, и не было сомнения, что все они с галетами. Для того, чтобы понять нашу радость при этом открытии, надо несколько месяцев получать ржаные сухари ограниченными порциями, а в течение полумесяца не видеть ни крошки хлеба или сухаря и питаться одной мясной пищей, без всякой абсолютно приправы, кроме морской воды. Когда вы садитесь за стол и вам подают обед, в котором встречается и зелень, и крупа, и картофель, то вы обращаете внимание на эти горячие или холодные блюда, совершенно игнорируя те несколько кусочков тонко нарезанного хлеба, которые не составляют собственно обеда, а служат как бы приложением к нему. Вы даже не обратите, может быть, внимания, какой вам дали хлеб, сколько дали и сколько вы съели. Я тоже раньше был в таком положении, что не придавал особенного значения хлебу, и никак не предполагал, что по хлебу или даже сухарю можно тосковать, буквально тосковать, даже тогда, когда вы сыты от одного мяса. Читая еще давно описание зимовки Нансена и Иогансена в мрачной хижине на острове Джексона, когда они питались в течение зимы только мясом, мне казались несколько преувеличенными их мечты о сухарях, которые они должны найти на какой-то промысловой шхуне у Шпицбергена, мне казался преувеличенным их восторг, когда они нашли этот хлеб у Джексона на этом же мысе Флора.

Но потом я понял, как я ошибался; без мяса легче прожить, чем без хлеба или без сухаря; я убедился в этом после того, как не видел его только полмесяца. Понял тогда я действительную цену хлеба! И теперь, когда мы нашли целых пять ящиков сухарей, то мы были счастливы, как никогда!

Только теперь мы обратили внимание, что к стене дома, со стороны входа, была прибита вертикальная доска, возвышавшаяся над крышей аршина на два с половиной. К этой доске наверху была прибита другая доска, поперечная, покороче, на которой была четкая надпись латинским шрифтом: «Экспедиция Старшего Лейтенанта Седова 1913 год»