– Он сын вождя и прятаться за спины других не имеет права, – в голосе Марсагета прозвучал металл.

– Да, он сын вождя, но он и мой сын! Единственный сын! – Опия обернулась к Марсагету. –

Ты, ты будешь виновен, если… – прижав к лицу рубаху Абариса, она застонала.

– Успокойся, Опия, – вождь поднялся. – Абарис вернется. Я в этом уверен. С подмогой.

Лучше его с этим делом никому не справиться. И ты это знаешь…

– Знаю, знаю! – Опия заплакала навзрыд. – Я… не переживу… Зачем, зачем я согласилась… тогда… с тобой… в эти проклятые степи…

Марсагет вздрогнул, он понял недоговоренное. Хотел было сказать что-то резкое, но сдержался; круто повернулся, в бешенстве поддел ногой ни в чем не повинного кота, любимца Опии – тот, как всегда, важно слонялся по комнатам – и выбежал во двор.

Прыжком вскочил на коня – жеребец от неожиданности присел на задние ноги под грузным телом хозяи-на – и, зло огрев его нагайкой, сразу припустил в галоп. Мчал вдоль валов, не замечая дороги, – ярость бурлила в груди, туманя глаза. Телохранители поотстали; только Лик, у кого был один из лучших скакунов из табуна вождя, держался, как и положено – сзади на расстоянии пяти локтей.

Лик, обласканный вождями, заважничал. Сверкая воинским снаряжением, которое он драил с усердием в свободное время, и небрежно горяча скакуна, Лик проезжал мимо сверстников с гордо поднятой головой, не обращая на них ни малейшего внимания.

Телохранитель вождя племени! Он удостоился чести, какой мечтали добиться даже сыновья самых знатных сколотов! Восхищенные подростки, его дружки, завидовали ему безмерно. Натянув собственноручно сшитые из обрезков кожи панцири, вооружившись самодельными луками и деревянными акинаками, они целыми днями играли «в Лика».

Многие пытались последовать его примеру и пробирались на валы, чтобы участвовать в боях с сарматами, но воины гнали их оттуда, невзирая ни на какие доводы и просьбы. Единственное, что им доверяли, так это собирать сарматские стрелы и камни для пращей, подносить дрова и воду для котлов, а также вылавливать змей, расплодившихся в Старом Городе в неимоверном количестве, – часто вместо горючей начинки сарматы наполняли горшки ядовитыми гадами и забрасывали за валы, когда становилось темно. Змеи прятались по щелям, среди камней, заползали в жилища, и уже не один сколотский воин погиб от укусов коварных и злобных тварей.

Жрецы пытались помочь молитвами, приносили жертвы Апи и Папаю, Аргимпасе, но тщетно – змей от этого не убавлялось. И тогда за дело принялись мальчишки. Вскоре они стали напоминать древних вещунов, столько было понавешано на них шкурок убитых змей; мальчишки приравнивали их к скальпам врагов и гордились этим неимоверно, похваляясь друг перед другом своими победами. Теперь, чтобы выловить змею, им приходилось немало порыскать по Атейополису, но тем весомее становилась каждая из них, так как количество трофеев влияло на распределение мест в мальчишеской иерархии.

Только с Ававос Лик оставался прежним. Встречались они редко: ее мать вместе с соседками, вооружившись, кто чем смог, помогали мужчинам отражать наскоки сармат со стороны речных обрывов – те пытались и там прорваться в Старый Город, хотя это было довольно трудно из-за недостатка лодок и быстрого течения.