Не дождётесь, гады! Если я и подохну, но не здесь и не сейчас, и не этому тупому насекомому решать.
Я был решителен в своём намерении продолжить бой, пусть и иными средствами. Да, боезапас в бронемашине исчерпался, ну и что… Это ещё ничего не значит.
Из арсенала при мне ещё оставался стрелковый комплекс «Нева». Посмотрим, на что он сгодится и сгодится ли вообще: тварь, несмотря на четыре подбитые лапы, подползала ко мне довольно проворно.
Я выбрался из бронеавтомобиля наружу и сразу ощутил себя мелкой букашкой перед нанесённым сверху тапком. Сейчас размажут так, что мокрого места не останется.
Вот только эта букашка-таракашка ещё немного подрыгается. Помирать, не попортив крови поганым тварям, я не собирался.
Зарядив подствольник кумулятивной гранатой, я харкнул ей в монстра. Есть контакт!
Граната разорвалась в практически идеальном месте, перебив гадине что-то вроде сочленения. Лапа подогнулась, и тварь плюхнулась на пузо, отчаянно вереща.
На меня уставилась целая куча мелких и злобных глаз. Мне стало немного не по себе, давно не приходилось наблюдать такой концентрированный заряд ненависти. Если бы взгляды могли убивать, меня бы порвало на мелкие клочки.
— Не понравилось, сука?! — воскликнул я. — Погоди, сейчас ещё получишь горяченьких!
Все гранаты, что были при мне, полетели в одно место — к большой и уродливой башке, усеянной этими глазками.
Когда гранаты закончились, я перешёл на патроны и вгонял их один за другим в монстра, не догадываясь, что тот уже сдох.
И лишь когда меня обступили с боков, я сумел снять палец со спускового крючка.
Рядом стоял незнакомый фельдфебель, но, когда он заговорил, я сообразил, что слышал в эфире именно его голос.
— Всё, сынок! Ты его прибил! Можешь успокоиться!
— А если сюда нагрянут другие твари?
— Не думаю. После той войнушки, что мы устроили, сюда ещё долго ни одна сволочь не сунется. Минут через пятнадцать прибудет «кавалерия» — мы связались с «Обьектом-13», сюда движется мобгруппа на бронетранспортёрах.
Я устало вздохнул, показал в сторону покорёженного броневика.
— Там есть раненная, женщина-учёный. Остальные, кажется, погибли.
— О ней позаботятся, — пообещал фельдфебель. — И о других тоже. А ты пока переведи дух, солдат. Ты ведь здесь впервые?
— Так точно, в первый раз.
— Неплохо для новичка, — усмехнулся фельдфебель. — Не каждый из нас устроил бы такое. Кому скажу — не поверят!
— Это уже их дело, — пожал плечами я.
Мне и впрямь было нужно отдохнуть. Силы стремительно покидали меня, оставляя наедине не с чудовищной усталостью.
— Здравствуй, папа! — если и была на свете вещь, кроме денег, способная поднять настроение у Василия Васильевича Голицына, сенатора и представителя древнего аристократического рода, так это голос его любимой дочки Лизы, которая после окончания Московского университета зачем-то подалась в учёные, вместо того, что чино-мирно выйти замуж и нарожать себе детей, а Василию Васильевичу — внуков.
— Здравствуй, Лизок! — с нежностью произнёс Голицын.
Жаль, что говорить приходилось не воочию, а через телефонную трубку, иначе бы он с огромным наслаждением заграбастал бы в объятия любимую дочку, по которой успел соскучиться: ей вечно не сиделось на месте, и она кочевала из одной научной экспедиции в другую. Василий Васильевич уже и счёт им потерял.