И прежде догадывался он, что Колычев приглядывал за ним, как и за всяким иностранцем. Загадочные вопросы Колычева при встречах настораживали, но Елисей после ареста Василия Ивановича успокоился. Однажды только у него случился неприятный разговор с Дмитрием Годуновым. Тот намекнул, что за границей откуда-то узнали о некоторых нечаянных признаниях государя, сделанных в узком кругу, по поводу бескоролевья... Елисей смело ответил, что уж он-то услышанное держит при себе. Действительно, об отношении государя к выборам короля он сообщил только лицу, связанному с известным домом у Рынка сыров в Брюсселе, гнёздышком католической разведки. «Нихто не бывал, а у девки робя», — загадочно возразил Годунов. Елисей засмеялся, а теперь вспомнил об этом разговоре с тошнотой страха.

Что означала слежка? То ли Дмитрий Иванович, преемник Колычева, копнул немного глубже, то ли Умной на допросах поделился подозрениями против Елисея, чего не делал раньше из страха перед государем.

А Елисей устал. Ото всего: от переменчивого нрава русского царя, от ненависти людей, считавших Бомеля виновником опричных зверств, от ожидания связных из-за границы и неопределённости отношений с друзьями уже забытых учителей, от прятания своих тетрадей, стоивших очень дорого на Западе, но ещё дороже здесь, ежели их найдут. Потому что дороже головы у Елисея не было ничего.

Он чуял, куда клонилось: Колычев связан с Юрьевыми — значит, не исключён арест кого-нибудь из них; падение Леонида очень вероятно. И Юрьев, и иные из окружения царевича Ивана, и Леонид, и новгородские юродивые жёнки — все будут арестованы по своим причинам, но их допросные речи ударят и по Елисею. Каждый из них отдельно знал немного, но если их признания сведут, то Елисею придётся отвечать на трудные вопросы...

Он стал рассеян. Собираясь в Новгород, он для чего-то вытащил из тайника тетради с записями, хотя никогда не увозил их из дома на Арбате. Только собрав, перелистав их, сообразил, что внутренне готов к побегу. Не он, Елисей Бомель, искал тетради, а сам Иисус, покровитель Ордена, к коему Елисей принадлежал всем сердцем, велел его немеющим рукам открыть тайник.

Знак. Елисей в такие бессознательные знаки и приметы верил.

Складывалось удачно: из Новгорода добраться до границы намного легче, чем из Москвы. Проще всего бежать на север, к Белому морю, где в бухте Святого Николая на знобящем ветерке полощутся сейчас английские, голландские и любекские флаги. Голландцы зачастили в Московию с грузом серебряного лома из разорённых католических монастырей во Фландрии. Отсюда они вывозят ядра.

Спокойнее и ближе ехать через Псков. Бескоролевье ослабило Литву, границу охраняют плохо, с купцами можно уехать хоть в Инфлянты. Обильный псковский торг — это море людей, и из него на запад вытекают такие мутные потоки, что Елисея вынесет из этой варварской страны, как щепку.

Сравнение со щепкой, затерявшейся в водовороте псковского торга, тешило его всю ночь.

И вспоминалось, как погиб князь Вяземский: он так же, как Елисей, вздумал предупредить Пимена Новгородского о погроме, был изобличён и забит батогами.