Модернизировать катер разрешили. Он был один «дальний» на всю флотилию, и Бархоткин имел на него виды. Всем двигателям сделали выхлоп в воду, полностью заглушили отверстия на борту для этого. «Яму» баковой точки сняли с «битого» Г-5, который восстановлению не подлежал. Прорезали палубу на баке, вставили «гнездо» туда и загерметизировали. Кольцо турели закрепили прямо на палубе, выровняв её по плоскости и усилив дополнительно это место изнутри под подволоком кают. Тумбу с орудием установили за рубкой. Да, в каюте командира и в матросском кубрике появилось препятствие, о которое иногда бились головой, но это – меньшее из зол. Пушку привезли разведчики откуда-то из-под Ростова. Чтобы не увеличивать экипаж, двух человек сняли с машинной команды, установив что-то вроде ДУ (дистанционного управления) на все три машины, вместо телеграфа. Цепи и звездочки от велосипеда лейтенант купил в станице на рынке. Уложились в три дня, выскочили на ходовые, убедились, что шума на ходу стало меньше, что нигде не подтекает, почти. Баковая огневая точка в свежую погоду довольно быстро набирала в себя воду, а отводить ее было некуда. Вначале комендора перед вахтой одевали в костюм химической защиты, а потом провели туда кабель и установили погружной насос. Этот боевой пост в экипаже не любили, он служил местом ссылки для нерадивых, поначалу. Затем в экипаже появился бывший гребец на байдарках старший краснофлотец Иван Беликов, он из прорезиненной ткани соорудил фартук для комендора, как на байдарке, и прочно закрепился в качестве командира баковой огневой точки. С «мессерами» схватились еще раз уже на следующем выходе. В этот раз возвращались от Чокрака (Стрелкового), а это 268 миль в обе стороны или семь часов полного хода. А конец декабря, и лед встречается, полным не попрешь, да еще зигзаги выписывать приходится, продвигаясь между полями сбитого, липкого, мягкого соленого льда. Впервые в истории Азовской флотилии мы подбили «мессер». Он задымил и отвалил в сторону. Высота у него была маленькая, набрать он ее не сумел и отвернул к Тамани. Но нам его не засчитали. По нему пару раз отстрелялась залпами какая-то рота, убила летчика, и он упал. Второй самолет в отместку положил кучу пехотинцев. Самолет записали на 51-ю армию.

Затем началась высадка и, практически одновременно, ледостав в южной части Азовского моря. Через три дня всем было приказано передислоцироваться из Темрюка в Геленджик. Выходили оттуда под проводкой буксира. «Сто двадцать третий», дюралюминиевый катер звена, пройти каналом не смог. Его подняли и погрузили на платформу. Несколько кораблей повредили винты. Но в конечном итоге звено собралось в порту назначения. Обеспечивали проход караванов с войсками и припасами в Керчь и Феодосию. Приняли участие в высадке в Судаке. Там получили повреждения от обстрела с берега и встали на ремонт в Новороссийске, до которого дошли с большим трудом.

Я, грешным делом, в то время начал считать, что «Абдулла», то есть Гуру, направил меня сюда в целях того, чтобы я занялся фьючерсами в том времени, где существовал Василий. Правда, играть на понижение я не люблю, а «быковать» было не на чем. Оказалось, что это не другая «реальность», просто те изменения, которые произошли на Ленфронте, большого влияния на остальные места пока не оказали. Убедил меня в этом танк КВ-3, который я совершенно неожиданно увидел в Темрюке. Целая рота этих красавцев стояла на дороге, собираясь на переправу, которую намораживали в Керченском проливе. То есть в этом мире, который я считал отдельным, эти танки выпускались. Подойти и расспросить танкистов не удалось, мы просто проезжали мимо в кузове полуторки. В ее кабине сидел прямой начальник моего лейтенанта, так что остановиться возможности не было. Когда возвращались назад, танковой роты уже не было. Их следы вели к станции Кавказ. Но башни у танков были сварными, а не коваными, как в роте Василия.