«Тебя не спросилась!» — прошамкала бабка-синюшница.

И три брата-кровопийцы, ужасно разочарованных тем, что и здесь энергия их личных излучений растворилась в едином поле…

И еще разные другие, кто свел когда-то счеты с жизнью и увяз на века в сиреневом тумане.

В том числе — и он, Николай Изварин, единственный доброволец на этом вечном пиру убогих. Неумирающая тяга большого мира держит его в ином биологическом ритме. Он оказался здесь чужим. Но зато может связать мысли воедино, может соображать.

Лелька положила ему ладонь на сгиб локтя:

— Пойдем домой, Колюшка! Тебе здесь нечего делать, тебе здесь не место. Там хорошо…

— Ты хочешь, чтоб я снова потерял себя?

— Мать переживает. И сестренки тоже… Говорят, у Куликовых теленок родился с одним крошечным рогом. А в колхоз новый трактор пришел. Таких при тебе не было. А у Маруси Зимаревой маленький сын. А самой уже тридцать девять…

Кто это — Маруся? А, Зимарева… Странно, что ее здесь помнят. Она на три года младше. Ей теперь тридцать девять… А ему все еще двадцать четыре…

Колины пальцы изо всех сил вцепились в Лелькино плечо. Но тут у Лельки не было тела.

— Странно, у тебя мамин голос. Расскажи о ней, — попросил Коля.

Лелька напряглась. И это получилось привычно, без труда. Просмотрела вечер за вечером в хате Извариных. Наткнулась на пустоты памяти. Свела брови:

— Ничего не понимаю: это ж только вчера и позавчера было. Не могла я забыть!

— Постой, Леля. Это мы тут перестарались. Сейчас вернем. А ну-ка, дистрофики, поднатужьтесь!

Алчный вой оторвал Лельку от Колюшкиных глаз. Увечные призраки оплакивали ускользающую добычу.

— Девушка попала случайно, — объяснял Коля. — Она не в резонансе. У нее нет иммунитета…

— Раньше надо было думать. Отсюда не возвращаются!

— Поле иссякает. Который год на урезанном пайке!

— Такую цыпу упустить! Совсем, что ли, рассудок расщепился?

— Да к нам после твоего прихода никто не заглядывает… Уж не ты ли отвращаешь?. — Слиняйте, инвалиды умственного труда! Я сказал — вы меня знаете! А ну, тряхнем извилинами!

И в Лелькину голову задом наперед полезли мысли о Динке.

Тетка Изварина.

Мама.

Ада с «бабеттой».

Зеленая юбка из тафты.

Штымп, хихикающий от щекотки.

Леля посмотрела на Колюшку и едва узнала. Завязанной в узел волей он собирал растекающуюся Лелькину личность и по квантушке вгонял в нее отнятое, тратясь всем своим гримасничающим, ссыхающим и в считанные мгновения выцветающим лицом.

— Коля! Колюшка! Что с тобой? — испугалась Леля.

— Это как наркотик, Лелька. Беги отсюда, живей!

— Брось, бежим вместе. Домой, понимаешь? Домой, мать ревет… И Динка…

Она наклонилась, снизу вверх заглянула в его глаза.

— Молчи, Лелька, не бередь душу! Здесь я все помню. А там снова мысли рассыплются, стану идиотом. Я не могу идиотом. Беги!

Он попытался поглубже упрятать страх: то, что он собирался сделать, отнимало надежду когда-нибудь выбраться самому. Но в этом мире было невозможно спрятаться.

— Я не уйду без тебя! — быстро сказала Лелька.

— Молчи, дуреха! — Коля стиснул ей плечи. Вдруг сухо и коротко поцеловал в губы (сквозь нарастающий в мыслях белый шум Лелька ощутила, как в лихорадочном блеске расширились зрачки нестареющей красавицы), поднял на руки, ступил два шага словно по воздуху и куда-то мощно швырнул…