— Яхта… — проскрежетал поручик. — Где она, та яхта? Помолчали. Что тут скажешь? Не появятся суда, и придется хлебать этот бульон до смертной сытости…

— М-да, — задумчиво произнес Шабалин. — Белеет парус одинокий… зачем-то в море голубом. Что ищет он в стране далекой, черт бы его побрал, когда он нужен позарез?

— Разве это море? — Грызлов обиженно дернул плечом и отвернулся от бухты. — Вот в Палермо, действительно, море. Яшмового цвета!

— Неужели они не придут? — прошептал юнкер Фогель. — Не может этого быть!

— Под ним струя светлей лазури. От страху, видно, напустил… — продекламировал Шабалин.

— Да ну тебя, в самом деле! — вспыхнул юнкер. — Я за дивизию переживаю, за раненых! Одно дело драться, когда прикрываешь отход своих, а другое дело так — без позиции, без надежды… Пока всех не перебьют.

— Да, позиция, конечно… — прокряхтел поручик, устраиваясь поудобнее на соломе. — Всё перегруппировывались! Последним стратегическим шедевром русской армии будет план обороны Карадага…

Фогель впился несчастными глазами в каменную громаду, будто понял вдруг: забавный петушиный гребень из его детства все эти годы готовил страшную казнь…

— Ну, кхм, мы еще повоюем… — он покашлял, закрывшись рукавом, свирепо потерся лбом о сукно. — Патронов, жаль, маловато…

— Маловато! — хмыкнул Шабалин. — Патронов просто нету! На батареях — по полтора снаряда на орудие. А у красных — екатеринодарские склады ломятся, катера, аэропланы — всего в достатке!

— И что же ты, Миша, предлагаешь? — не оборачиваясь, спросил Грызлов. — Сдаваться?

— Помилуй Бог! Разве я сказал — сдаваться? — прапорщик приподнялся на локте. — Ты, ваше благородие, за идиота меня принимаешь?

Некоторое время он укоризненно смотрел Грызлову в спину, потом снова лег.

— Нет, братцы, мужичкам я не дамся, пока жив. Они, сволочи, того и ждут, чтобы мы лапки подняли! Только я еще в Джанкое видел, что они с офицерами делают, спасибо! Уж лучше залезть на гору повыше, оттолкнуться и улететь к едрене-фене, прямо в небеса, иде же несть ни стогна, ни воздыхания, но жизнь бесконечная!

Тяжелый пушечный удар прокатился по бухте, перевалив откуда-то из-за Хамелеона.

— Аминь, — произнес Грызлов. — Вот и мужички…

— Идут! — всполошился вдруг Фогель. — Там, за кустами! Он вскинул винтовку и тоненьким голоском прокричал:

— Огонь!

Прапорщик Шабалин толкнул его в плечо. Выстрел грохнул, пугнув галок из соседнего сада.

— Ты чего палишь, дура? Ошалел со страху?

Над низенькой можжевеловой изгородью показались две отчаянно размахивающие руки.

— Не стреляйте, господа! Свои!

— Кто там? — крикнул Грызлов. — А ну, выходи!

Над кустами поднялся могучего роста человек с густой седеющей шевелюрой, буйно торчащей во все стороны, и такой же всклокоченной бородой. Он был без пальто и без шапки, среди голых, почерневших стволов сада его косоворотка беленого льна сияла, как электрический фонарь.

— Кто такой? — спросил поручик.

— Местный житель, — пользуясь громадой роста, человек легко перешагнул через изгородь. — Доктор Горошин Максим Андреевич.

— Хорош доктор! — хмыкнул Шабалин. — Такому бы молотом махать…