Художник по случайности оказался рядом с Мирсаидом, наклонился к нему, шепнул: «Не робей. Ведь ты не виноват. Бабаи пожурят, и только!.. Держись смелее!..»

Украдкой бросая взгляды на отца, Мирсаид замечает: отец поглядывает на дверь, ждет Одинахол-бобу. Втайне Мирсаид надеялся увидеть на почетном месте у окна Одинахол-бобу. Отец называл его главой рода, от него пошли Хайрулло, сын Наимбека, и он, Мирсаид, сын Хайрулло. Ещё недавно жива была бабушка Гуль-бегим, жена Одинахол-бобы, древняя старушка, которая всех детей, живших в саклях под вечерней тенью чинара, называла внучатами, подзывала к себе и гладила по головке. Знают люди и другое: бабушка Шарофат-бегим, жена Курбан-аки — она тоже недавно была жива, — отличала лаской всех детей, живущих под утренней тенью чинара, — тут, по слухам, селились люди, близкие к роду Курбан-аки. И хотя старцы в суждениях о людях кишлака всегда были справедливы, Мирсаид больше боялся Курбан-аки, чем Одинахол-бобы.

Отец Хайрулло, как всегда, сидит в самом дальнем углу клуба. Он весь подался вперед, ждет, когда заговорит старец.

— Ты, Мирсаид, был в большом городе Ленинграде, там тебя лечили русские врачи — хорошо они тебя лечили?

— Да, хорошо, — кивает Мирсаид.

— Ты снова пошёл на стройку. Ты теперь стал взрослым человеком.

— Так, Курбан-ака, так, — поспешил ответить за сына Хайрулло. — Он работает сторожем. Ему доверили машины, много машин!

Хайрулло ждет вопроса о суде; он ходил в долину, всё выспросил у строителей. Да, его сына судили, но то был суд товарищей, как бывает вот здесь у нас, в клубе бабаев. Это был дружеский разговор — так ему сказали строители! И всё это Хайрулло хотел бы сказать бабаям, но Курбан-ака повернул голову в сторону Хайрулло, давая понять, что обращается к Мирсаиду и хочет говорить с ним. Бабай достал из кармана дынные сухие корочки, положил в рот и долго старательно жевал их уцелевшими передними зубами, потом вновь, ни к кому не обращаясь, не поворачивая головы в сторону Мирсаида, заговорил:

— Люди стройки любят порядок, там строгие законы, так, Мирсаид?..

Все взоры устремились на Мирсаида. И сжался под этими взглядами Мирсаид, и ниже опустил голову его отец. Все ждали, что скажет Мирсаид, сын Хайрулло.

Он сказал:

— Так, Курбан-ака, законы строгие, и никто не может их нарушать. А кто нарушит, того наказывают.

И ещё сказал Мирсаид:

— На стройке есть суд. Это суд товарищей, таких же рабочих, как я. Я не знал всех законов и нечаянно нарушил один из них. Меня судил этот суд, и судья сказал: ты должен знать все законы и строго их выполнять.

Мирсаид решил сам обо всём сказать — так будет честнее и меньше будут задавать вопросов. Бабаи, видно, не ждали от парня такой инициативы, они некоторое время переглядывались, покачивались, тяжело и растерянно вздыхали.

Мирсаид горячился, и речь его была сбивчивой, торопливой, а потому неубедительной.

Курбан-ака потрогал белую бороду, цокнул языком, пожевал дынную корочку, а отец Мирсаида распрямился и обвел тревожным взглядом ряды сидевших у стен людей.

Курбан-ака сдвинул брови, заговорил строже: