— О чем она? Поди, о том же — о наследстве?
— Да, там братец объявился, долю требует.
— Викешка непутевый. И ладно. Пусть бы отдала ему наследство. Пропьет, однако же, мерзавец, и то дело. Нам-то зачем?..
— Там небось деньги большие?
— Сущие пустяки! Домик ветхий, барахлишко разное. Говорил Маланье: брось канитель! Стыдно тебе! Жена певца известного! Да разве ж ты её убедишь? Глупая женщина — одно слово!..
Певец замолчал. Больше об этом письме не заговаривали. А через два дня сестра снова принесла письмо. И протянула певцу, но он её руку с письмом отклонил в сторону соседа. Сказал:
— Ему теперь отдавайте... все письма, что идут ко мне с Полтавщины.
Художник принялся читать второе письмо Маланьи:
«Дорогой Олежек! Пишу тебе, а рука дрожит, и я вся в слезах — нет моих сил тут больше оставаться; вот, кажется, бросила бы всё и полетела к тебе в Питер. Был бы ты рядом, всё бы устроилось проще, не посмел бы этот несчастный пьяница Викентий называть меня последними словами и гнать из родительского дома, где всё нажито при моей помощи и принадлежит мне, только мне одной! И до чего люди теряют своё лицо, когда им засветят эти проклятые денежки или что-нибудь такое, что можно продать, обменять, из чего можно сделать выгоду. Вчера пришёл пьяный с дружками, и они меня всячески поносили и требовали оставить всё Викентию. Мол, я и так богата, а у него жена больная, трое детей. Я, конечно, не уступила. Кончилось тем, что пригрозили ночью поджечь дом. «Сгоришь тут, и духу твоего не останется», — сказал мне братец. Я тотчас же побежала в сельсовет, разыскала милиционера, написала форменное заявление. А вечером вызвала врача и всю ночь не спала, и сердце болит — боюсь, как бы здоровье совсем не расстроилось.
Но я на своё посягать некому не позволю.
Скорей поправляйся и прилетай ко мне. Ну хотя бы на один денечек. Я вся дрожу от слез и не знаю, что мне ещё предпринять и как поступить. Может, и вправду бросить всё и вернуться к тебе в Питер?..
Остаюсь вся твоя,
Маланья».
Прочел художник письмо, украдкой взглянул на соседа. Тот сидел у окна, равнодушно спросил:
— Есть чего важное?..
— Просит прилететь к ней. Дела с наследством не ладятся. Сердце у неё болит.
Певец порывисто поднялся и, весь подавшись к художнику, заговорил:
— Ну зачем ей наследство? Денег не хватает?.. Да у меня зарплата больше, чем у министра. А с гастролей я везу столько, что можно полдеревни её купить.
Он лег, уткнувшись лицом в стену. Часто и тяжело дышал. А вскоре поднялся и начал ходить по палате. Временами вскидывал руки, говорил:
— Вот она, наша глупость! Дичь непролазная! Верно говорит профессор: сами себя убиваем. Э-э... Снова заныло сердце.
— Не хотел огорчать вас, да вы же наказ дали: о главном информировать. Пустяки, конечно. Бросила бы она канитель с наследством да вернулась домой. Или сюда бы, к вам... Здоровье дороже.
— Да, да — пусть она выезжает оттуда.
И обратился к художнику:
— Слушай, друг, сделай милость, пошли телеграмму. Почта у них здесь где-то, внутри здания.
— Охотно. Вот бумага — пишите текст и адрес.