— Вы, майор, заготовьте надлежащие бумаги и сегодня же получите санкции у прокурора. Операцию «Пряжа» проведем завтра.

— Завтра ничего не выйдет, товарищ полковник, — Гафуров улыбнулся одними губами, подмигнул Панину. — Завтра воскресенье! Фабрика не работает, а нам одновременно с арестом расхитителей необходимо опечатать склады, чтобы немедленно началась инвентаризация.

— А, черт! — начальник райотдела потянул к себе настольный календарь, словно не поверил Гафурову на слово. — Кажется, только вчера был понедельник! Чего хохочете? Рады, что начальство зарапортовалось?

Журавко не выдержал и сам засмеялся, поблескивая сощуренными глазами.

— Что ж, — подытожил он, — придется на день отложить.

Панин завтракал в уютной кухоньке и искоса посматривал в окно. Кусок неба за окном был грозово-синим и, хотя стекло еще сохраняло сухую прозрачность, через открытую форточку уже пахнуло дождем.

Когда в передней раздался звонок, Панин подумал, что это жена вернулась за зонтиком и ленится воспользоваться собственным ключом, потому что ключ пребывает где-то в недрах до отказа наполненной женскими мелочами сумочки. Но когда открыл дверь, увидел Яроша. Вид у того был взволнованный, видно было, что парень одним махом одолел четыре этажа и теперь тяжело дышал, опершись рукой о косяк двери.

— Прошу, — сказал Панин, ничем не выдавая удивления. — Я собирался вызвать вас именно сегодня. Налицо проявление загадочной индукции. Чашечку кофе? Холодного. Я знаете, люблю по утрам холодный кофе.

Они прошли на кухню, Панин все-таки вынудил гостя выпить кофе, поставил посуду в раковину и обернулся к Ярошу.

— Что же вы молчите? Я же вижу, как вас распирает нетерпение. Что-нибудь случилось?

— Случилось, Олекса Николаевич. Я и сам бы пришел к вам, в райотдел, но ваш сотрудник, белобрысый такой здоровяк...

— Гринько?

— Вот-вот, он самый... Немедленно, говорит, беги к капитану Панину.

— Где же вы виделись с ним, с Гринько, спозаранку?

— В больнице.

Глаза Панина сузились.

— Это уже интересно. Вот как, вы были в больнице?

— Да. В семнадцатой. Ну, вы знаете, на Щорсовской, это как раз около института растениеводства. А дело было так. Только я к двери — подскакивает ко мне человек. Мол, в девятой палате лежит девушка, Юля Полищук, передайте ей букетик, потому что я на работу опаздываю. Ну, я взял, значит, и пошел.

— То есть как пошел? Там что — как на улице? Иди куда хочешь?

— Не знаю. Только иду я в выданном халате по коридору, ищу девятую палату, а тут кого-то везут на коляске. Отступил в сторону и слышу: «Славка, здравствуй!» Глядь, а это она.

— Кто она?

— Да Юля же. Полищук.

— Что же было дальше? Вы говорили с нею?

— Дальше? — Ярош посмотрел на следователя отсутствующим взглядом. — Я хотел спросить, почему она оказалась в больнице, но не успел. Не успел и розы отдать, потому что откуда-то появился ваш Гринько и забрал у меня цветы. Это потом я уже узнал, что он — ваш сотрудник, а тогда подумал — санитар... Юлю повезли, а мы остались вдвоем.

— Вы сказали ему, что цветы не ваши?

— Сказал, но он сразу не поверил. А может, и до сих пор не верит. Так вцепился в меня... — Ярош нервно передернул плечом, и Панин почти зримо увидел на нем тяжелую ладонь Гринько. — Учинил допрос, словно я не цветы принес, а бомбу. Хотел сам вести в милицию, потом передумал и велел явиться к вам.