Больше всего я ругал себя за то, что разрешил Гаю свидание с женой. Стал думать, что это он, Гай, научил ее, как вести себя дальше. Или сам до этого дошел, или с кем-то проконсультировался. Вот так сентиментальный интеллигент! А она, почти святая, тонкой души женщина! Так обмануть меня, юриста, следователя с почти пятнадцатилетним стажем. Я не мог себе этого простить, осуждал себя.
Но осуждай или не осуждай, а дело Гай о растрате государственных денег надо вести к финалу.
Идти снова за советом к своему прокурору, Ивану Анастасьевичу, я, честно говоря, постеснялся. До каких пор чужим умом жить? Что значит — не нашел подхода к подследственной, не смог вызвать ее на откровенность, искреннее признание? Ведь это же не матерый рецидивист, который прошел огонь, воду и медные трубы.
И я начал искать нужный подход, думать, чем и как можно расковать замкнутость Гай, где та граница, переступив которую она откроет свою душу. Начал анализировать, сопоставлять собранные факты, противоречивые показания подследственной, ее поведение на допросах. Вспомнилось, как она избегала моего взгляда, как неумело, словно стыдясь, отвечала на вопросы, говорила чаще общими фразами и, главное, не пыталась выгораживать себя, оправдаться, и в первом, и во втором случае признавая свою вину. Все это можно было отнести в ее пользу, это свидетельствовало о том, что человек она не лишенный совести. Но то, что Гай совершила преступление, присвоила государственные деньги и не хочет признаться, куда их дела, на что истратила, отрицало первое утверждение — значит, в совести ее появилась трещина. Так чего же больше, что в данном случае перевесило?
Я решил отдать предпочтение первому варианту. Итак, Гай — женщина, с которой еще можно говорить о человеческом достоинстве, о долге человека перед коллективом, семьей, самим собой, а в целом — перед обществом. Мораль, может, и высокая, но вполне понятная.
Это был мой первый анализ. Из него вытекал второй, порожденный первым. В чем он заключался?
Из поведения Гай и на первом и на втором допросах — внутренняя сдержанность, неуверенные ответы — я сделал вывод: все она мне врала. Причем неумело, непродуманно. Это подтверждалось моей проверкой обоих ее показаний. Например, заявление о том, что деньги истрачены на приобретение дорогих импортных вещей. Таких в личном гардеробе Гай во время обыска не обнаружено. Ее показание о любовнике тоже вызывало сомнение. Если бы он на самом деле был, то, пережив один позор — растрату денег, она пережила бы и другой — измену мужу. Назвала бы фамилию любовника, тем более, что я заверил ее в сохранении тайны. Несмотря на то, что после свидания Гая с женой моя симпатия к нему несколько поблекла, я все же верил в его заверение относительно порядочности жены. В ее пользу были и показания сотрудников и соседей о том, что она не из тех женщин, которые любят пофлиртовать с чужими мужчинами. Уж кто-нибудь, да заметил бы, ведь шила в мешке не утаишь. Женщина она заметная, и ее вспомнили бы или таксисты, или в ресторане «Столичный».