– Не ясно?… Землю в колодец возил Столбов. Ключ, каким гайки откручивают. Большой ключ, железный.

– Дальше что? – поторопил Антон.

– Все как ясный день. Ключом ухайдакали человека, сбросили в колодец и землей засыпали. Чтоб концы скрыть, ключ затырили, а для отвода глаз Проня, мол, Тодырев ключ стибрил. Бывало дело, иной раз брал у мужиков ключи взаймы, но, когда хозяева спрашивали, всегда отдавал. А столбовский ключ где я отдам, когда в глаза его не видел.

– Еще что?

– А чо еще надо? – удивился Проня, поцарапал щетинистый подбородок. – Столбов специально ключ затырил, чтоб доказательств не было.

– Напишите все это и оставьте мне, – для порядка сказал Антон.

Проня замялся, кашлянул.

– Самому, что ль, писать? Антон кивнул головой.

– Подчерк у меня некрасивый. – Какой есть, таким и пишите.

– Дома можно?

– Что?

– Написать. Пацан у меня, Степка, на улице без пригляду остался.

– Напишите дома, к вечеру принесите.

Проня замялся, вроде бы хотел еще что-то спросить, но не решился и, опять поправив на плече тельняшку, вышел из кабинета.

Антон задумчиво поглядел в окно. Против конторы в дорожной пыли дремали куры. Здоровенный серый гусак, высокомерно вытягивая шею, охранял щиплющий траву выводок. Мысли у Антона были невеселые. Все нити сходились к Столбову. Сомнений почти не оставалось – в колодце обнаружены останки Зорькина, но… Как он попал туда? Какие туфли и косынку подарил Марине Столбов?

Вот-вот должен был подойти Резкин. Антон вчера просил его сходить в клуб и, если Марина Зорькина будет там в черных лакировках и голубой косынке, обратить внимание: те или нет это вещи, которые покупал с Зорькиным в Красноярске.

Резкин пришел хмурый, поздоровался с Антоном за руку, сел у окна и задумчиво стал смотреть на улицу.

– Что молчишь? – спросил Антон.

– Не вовремя я приехал, – уклончиво ответил Резкин. – В деревне, кроме Прони Тодырева да деда Слышки, все на сенокосе. Стыдно без дела слоняться. Завтра попрошусь у Маркела Маркеловича в бригаду, вспомню молодость. Знаешь, как раньше мы сено метали?

– Знаю. Сам из Березовки.

– Серьезно? – лицо Резкина оживилось. – Так мы, оказывается, земляки, елки с палками!

Мимо конторы, разогнав с дороги кур, протарахтел трактор «Беларусь». Резкин выглянул в окно, посмотрел ему вслед и словно обрадовался.

– Витька Столбов в мастерскую поехал, – повернувшись к Антону, сообщил он. – Знаешь, какой это мировецкий парень? – и показал большой палец. – Я в детстве ногу ломал. Зимой ахнулся на твердый наст, кость пополам, впридачу – зуба как не бывало! У местного фельдшера для обезболивающего укола чего-то там не оказалось. Надо срочно ехать в райцентр. Трескун под сорок заворачивает, кому охота сопли морозить? Витьке сказали, что я от боли сознание потерял. Он записку от фельдшера в зубы, на Аплодисмента – резвый у нас такой племенной жеребец был – и вершим туда почти тридцать километров, да обратно столько же. Обморозился, а нужное привез. Ему говорят: «Надо было в санях ехать, теплее»… А он: «Верхом быстрей. Юрке же без уколов больно». Понял? – Резкин посмотрел в окно, помолчал и опять повернулся к Антону: – И друзьями особыми мы с ним никогда не были. Учились в одном классе, и только. Он меня всегда шалопаем считал, а вот пожалел ведь…