Матросы, конечно, были в восторге от обезьянки и часто в свободное время подходили к манежу поговорить с ней или почесать ей брюшко. Забавно было смотреть на рослых здоровых парней, в которых трудно было предположить и следы сентиментальности, склонившихся над манежем и нежно беседующих с маленьким шимпанзе, который удобно расположился на мягких одеялах и невозмутимо сосал в это время палец. В этот день, когда Су, со страхом хватаясь за стенки манежа, сделала самостоятельно первые три шага, несколько матросов, присутствовавших на палубе в этот исторический момент, взволнованно бросились ко мне и сообщили эту новость с такой радостью, словно речь шла об их собственном любимом ребенке. Я убежден, что, если бы это потребовалось, матросы собственными руками охотно сшили бы Су одежду.

Другим животным также уделялось достаточное внимание. Если одна из обезьян, простудившись, начинала кашлять, весть об этом мгновенно распространялась среди членов команды, и вскоре многие приносили мне сахар и различные лакомства для больного животного. Повар и его дежурные помощники всегда оставляли вкусные вещи для своих любимцев, первым среди которых, конечно, был Джордж. Он принимал все эти дары как должное и, сидя в своей клетке с невозмутимым выражением на лице, снисходительно позволял угощать себя сквозь прутья решетки. Лишь однажды во время путешествия Джордж нарушил правила приличия. Спаркс, радист парохода, был одним из наиболее преданных друзей Джорджа. Он часто приходил беседовать с бабуином и, чтобы лучше разглядеть его в полумраке клетки, надевал большие очки в тяжелой роговой оправе. Эти очки заинтересовали Джорджа, пожелавшего ближе познакомиться с загадочным предметом. Однажды Спаркс слишком близко нагнулся к клетке. Мгновение — и Джордж, очутившись рядом с ним, схватил желанный предмет и отскочил в глубину клетки. С большим трудом отобрал я эти очки у Джорджа; обошелся он с очками, однако, настолько осторожно, что я вернул их владельцу невредимыми.

Первое время погода нам благоприятствовала: прохладно и ясно было на всем пути до Бискайского залива. Но здесь нас встретили свинцово-серые хмурые волны; холодный противный дождь предупредил нас, что мы приближаемся к берегам Англии. С нашей точки зрения, последние дни путешествия оказались самыми трудными: температура значительно снизилась, резкий пронзительный ветер рвался между клетками, заставляя бедных животных дрожать от холода. Если бы какая-либо обезьяна сейчас простудилась, нам вряд ли удалось бы ее спасти. Мы закрыли клетки одеялами и брезентом, утром и вечером обезьяны получали горячее молоко. Пароход обогнул в темноте юго-западную оконечность Англии, маяк дружески подмигивал нам, когда мы производили ночное кормление животных. Пароход вошел в Ирландское море. Когда же в одно сырое серое утро мы увидели позолоченных птиц на крыше здания "Юнилевера", то поняли, что прибыли в Ливерпуль. Путешествие со всеми его хлопотами и заботами окончилось. Мы предвкушали близкую теперь радость увидеть наконец наших пленников не в тесных клетках, а на просторных площадках и в хороших помещениях.