— Успокойтесь, — сказал Райннон. — Я не причиню вам вреда.
Она, казалось, не понимала его. У нее вырвался испуганный, торопливый, неразборчивый поток слов. Он едва мог разобрать, что она говорит.
Однако она понимала. Она сказала, что его послали «они». Она не сделала ничего плохого. Умоляла отпустить ее. Если он даст ей уехать, она никогда больше не вернется сюда. Они будут свободны от ее…
А потом слезы и прерывистые всхлипывания.
Райннон стоял над ней и посмеивался про себя.
И это была та тень, которая пролетала по полям, как ночная сова. Эта дрожащая девушка была той, что прыгала через ограды в обманчивом свете сумерек!
Затем пришла мягкая жалость к ней. Он поглядел на нее с высоты своего прошлого, с высоты тысячи пережитых опасностей и заговорил:
— Кто такие «они», что послали меня, мэм?
— Вас послали Ди. О, я знаю, что вас послали они.
Она переборола плач, но голос ее все же дрожал.
— Но вы можете сказать, что не нашли меня, может быть, что увидели, как я подъезжаю, но я заметила вас и повернула — ведь они не узнают. И вот деньги. Здесь больше, чем сто долларов — все, что у меня есть…
Он не протянул руку, чтобы взять их. Она поймала ее и втиснула деньги в его расслабленную ладонь.
— Я пришлю вам еще! — сказала она. — Честное слово, я…
— Послушайте, — сказал Райннон, — я не из семьи Ди. Я ничего толком о них не знаю, кроме того, что их дом вон там. И мне не нужны ваши деньги!
— Вы не… вы… — начала она. А затем, с глубоким вздохом облегчения: — Слава Богу! Я думала, мне пришел конец!
Она обняла луку и облокотилась на лошадь, готовая упасть в обморок.
— Ну, ну, успокойтесь, — сказал Райннон. — Я тихий, миролюбивый человек, мне не нравится, когда девушек убивают. Допустим, вам понадобилась бы помощь, если вдруг возникли бы неприятности, может быть…
Он помолчал, не зная, что сказать. Райннон был рад, что с ним не было шерифа и он не слышит его слов.
— Помощь? — спросила девушка с горечью. — Помощь! О, ни один мужчина в мире не сможет помочь мне.
— Слишком смелое высказывание, — произнес Райннон. Мужчины в мире бывают разные. И вряд ли есть такая вещь, которую кто-нибудь не смог бы сделать. Вы знаете те дела, которыми занимаетесь. Я не спрашиваю вас чем. Только меня воспитали так: мужчина есть мужчина, а женщина есть женщина, и на нее нельзя взваливать самый тяжелый груз.
Этот неуклюжий образчик философии заставил ее поднять голову, она даже отодвинулась от лошади и сделала шаг к нему.
— Вы скажете, кто вы? — спросила она.
— Меня зовут… Джон Гвинн, — запнувшись на мгновение перед тем, как вспомнил имя, которым ему следовало называться. — А вас, мэм?
— Я Нэнси Морган, — сказала она. Затем огорченно добавила: — И если бы у меня было другое имя, я бы никогда не приехала сюда! Никогда бы не приехала!
Было слишком темно, чтобы различать движения, но ему показалось, что на всплеснула руками.
— Я видел вас, — мягко сказал он, — с полдюжины раз, когда вы ехали вечером через поля, перепрыгивая через ограды. Я живу в маленьком домике вон там. Вот и заметил вас. Вы приезжали сюда последние шесть дней.