– Концерт пляски!

И стал плясать так, что первые ряды встали со своих мест и отошли в стороны к стенам, – он поднял столько пыли, что даже двадцать сестер Трендафиловых не смогли бы этого сделать. Некоторые стали чихать и кашлять. Способный все-таки Санька человек, ничего не скажешь! Кончив плясать, он сразу, даже не отдышавшись, запел новую песню. Он, видимо, боялся, что ему не дадут еще раз спеть. Песня была о том, как любимая провожала на войну солдата, и когда доходило до слов «руку жала, провожала…» – Санька подбегал к самому краю сцены, даже казалось, он может свалиться вниз, и протягивал зрителям обе руки в крепком пожатии. В этом месте некоторые почему-то смеялись, но Санька на таких людей никакого внимания не обращал (не такой он был человек!) и спел до конца всю песню.

Когда он кончил, раздался прямо гром аплодисментов. Санька подождал, когда все успокоятся, и сказал:

– А сейчас я вам прочту стихи собственного сочинения, которые называются «Да здравствует лето».

В этом месте Санька остановился и сказал:

– Тут у меня как бы обрывается…

Все засмеялись, захлопали, а Санька сказал:

– Я вам могу прочесть другое свое стихотворение, если вы не устали…

Зрители опять захлопали, давая этим понять, что они нисколько не устали, и Санька сказал:

– Тогда, пожалуйста! Только названия у меня пока нету, и я буду без названия, если можно…

– Можно! Можно! Мы не устали! – закричали зрители.

– Тогда я начну:

Санька вдруг тяжело вздохнул и сказал:

– В этом месте у меня тоже обрывается…

К нему шел вожатый.

А Санька вытащил из кармана два платка и стал ими махать в воздухе.

Я сразу понял, что он собирается фокус показать, но другие, наверное, не поняли и продолжали хлопать. Вожатый подскочил к Саньке и стал ему что-то на ухо говорить. А Санька махал платками и не хотел слушать. Но вожатый был не из тех, кого Санька мог убедить своими фокусами.

В конце концов он спрятал свои платки в карман и совершенно жутким, печальным голосом объявил следующий номер. После этого ушел со сцены, вызывающе покачиваясь.

Больше Санька со своими номерами не выступал, только выходил объявлять другие номера. Как только он появлялся, зрители оживлялись, смеялись и хлопали. Они его очень тепло, с большой радостью встречали.

После окончания зрители только и говорили о Саньке, какой он замечательный парнишка, забавный парнишка, симпатичный парнишка, удивительный парнишка, редчайший парнишка и еще какой-то там парнишка. Хотя я такие стихи тоже мог бы сочинить, и спеть мог бы (и не хуже), и Пушкина мог бы прочесть даже лучше, и сказку писателя Козлова я тоже читал и мог бы ее пересказать. Я все это мог сделать не хуже, но я этого не сделал, а он взял да и сделал, вот и получается, что самое главное – сделать, а не подумать. Если ты ничего не сделал, никому не показал, то никто и знать не будет, что ты мог. Я твердо решил на каком-нибудь вечере в школе выступить с разными номерами, мне тоже захотелось стать замечательным, забавным, удивительным, редчайшим, симпатичным парнишкой… Только вот смогу ли я сплясать? Вот это неизвестно… но если потренироваться как следует перед зеркалом, то непременно смогу, а если не смогу, заменю пляску художественным свистом – слух у меня неплохой и свистеть умею…