– Да, – без запинки ответил Мал. – Из Керскии.
Незнакомец почесал щеку.
– Керскии? Возможно. Но… – он шагнул вперед. – Оретцев?
Мал напрягся, но затем ответил:
– Лученко?
– Ради всех святых, я не видел тебя с тех пор, как твое подразделение тренировалось со мной в Полизной! – Он повернулся к своим людям. – Этот мелкий балбес был лучшим следопытом в десяти полках. Никогда не видел ничего подобного, – он улыбался, но ружье не опускал. – А теперь ты стал самым известным дезертиром во всей Равке.
– Просто пытаюсь выжить.
– Мы оба пытаемся, брат, – он указал на меня. – Не припоминаю, чтобы такие барышни в твоем вкусе.
Не будь на меня наставлено дуло, я бы обиделась.
– Такой же пехотинец из Первой армии, как и мы с тобой.
– Как и мы, значит? – Лученко ткнул в меня стволом. – Сними шарф.
– Воздух сегодня прохладный… – попыталась увильнуть я.
Он снова ткнул в меня ружьем.
– Давай, девочка.
Я покосилась на Мала. Он явно обдумывал наши варианты. Мы стояли на близком расстоянии. Я могу нанести удар разрезом, но не раньше, чем ополченцы успеют пару раз выстрелить. Можно ослепить их, но, если начнется перестрелка, что произойдет с гришами в лагере?
Я пожала плечами и резко стянула шарф с шеи. Лученко громко присвистнул.
– Наслышан о твоей компании, Оретцев. Похоже, мы поймали святую, – он склонил голову набок. – Почему-то я представлял ее себе повыше. Связать их.
Мы с Малом снова переглянулись. Он хотел, чтобы я действовала, это было понятно. Пока мои руки не связаны, я могу призвать свет и управлять им. Но как же остальные гриши?
Я вытянула руки и позволила женщине связать их веревкой.
Мал вздохнул и последовал моему примеру.
– Можно хотя бы рубашку надеть? – спросил он.
– Нет, – ухмыльнулась она. – Мне так больше нравится.
Лученко рассмеялся.
– Забавная штука жизнь, не так ли? – по-философски произнес он, пока нас вели в лес под прицелом. – Я всегда мечтал о том, чтобы мой чай подсластила щепотка удачи. Теперь я в ней утопаю. Дарклинг опустошит казну, чтобы ему доставили под дверь вас двоих.
– Ты собираешься просто вручить меня ему? – спросила я. – Как глупо.
– Какие громкие заявы от девчонки, в чью спину направлено дуло.
– Это просто деловой подход. Думаешь, Фьерда и Шухан не готовы заплатить большой куш – или даже одарить целым состоянием, – чтобы заполучить в свои руки заклинательницу Солнца? Сколько у тебя людей?
Лученко бросил взгляд через плечо и погрозил мне пальцем, как учитель. Что ж, попытка не пытка.
– Я просто хотела сказать, – невинно продолжила я, – что ты мог бы продать меня на аукционе по высочайшей цене, накормить всех своих людей и осчастливить их до конца жизни.
– Мне нравится ход ее мыслей, – отозвалась женщина с пучком.
– Не жадничай, Екатерина, – ответил Лученко. – Мы не послы и не дипломаты. Награда за голову девчонки купит нам пропуск через границу. Может, я сяду на корабль в Джерхольме. Или, может, буду резвиться с кучей блондинок до конца своих дней.
Отвратительный образ Лученко, резвящегося с толпой фигуристых фьерданок, вылетел из моей головы, как только мы вышли на поляну. Всех гришей согнали в ее центр и замкнули в круге из тридцати вооруженных ополченцев. Толя истекал кровью – видимо, от сильного удара по голове. Хэршоу в момент нападения стоял в дозоре, и мне хватило одного взгляда, чтобы понять, что в него стреляли. Он стоял бледный, на подкашивающихся ногах, держался за рану в боку и тяжело дышал под жалобное мяуканье Накошки.