– И что же?

– Ты бежишь назад, когда кто-то отстает, начинаешь беседу. Спрашиваешь Давида о свойствах фосфора или Надю о ее веснушках…

– Я никогда не спрашивал Надю о ее веснушках.

– Не о них, так о чем-то другом. Затем ты начинаешь постепенно ускорять темп, и им приходится идти быстрее.

– Это работает лучше, чем если бы я тыкал в них палкой.

– Но не так весело.

– У меня просто уже рука устала.

Затем он ушел вперед. Это был самый длинный наш разговор с тех пор, как мы покинули Белый собор.

А вот у остальных проблем с разговорчивостью не было. Тамара пыталась научить Надю шуханским балладам. К сожалению, у нее ужасная память, зато у ее брата почти идеальная, так что он перехватил инициативу. Как оказалось, молчаливый Толя мог зачитать все циклы эпических сказаний на равкианском и шуханском – даже если никто не хотел их слышать.

Хоть Мал и приказал строго придерживаться строя, Женя часто выбегала в начало колонны, чтобы пожаловаться мне.

– Все его поэмы о бравом герое Креги, – ныла она. – Все без исключения! У него всегда есть конь, и нам приходится слушать о жеребце, трех разных видах мечей, о цвете шарфа на его запястье и обо всех несчастных монстрах, которых он убил, а в конце – о том, каким он был честным и добрым человеком. Для наемника Толя чересчур сентиментален.

Я посмеялась и оглянулась назад, хоть не могла ничего разглядеть.

– И как Давиду эти стихотворения?

– Он ничего не видит и не слышит. Последний час он что-то бормотал о минеральных соединениях.

– Может, в конце концов они с Толей убаюкают друг друга, – буркнула Зоя.

Чья бы корова мычала. Хоть они все эфиреалы, единственное, что было общего между шквальными и инферном, это, похоже, любовь к спорам. Стигг не хотел идти рядом с Хэршоу, поскольку терпеть не мог кошек. Хэршоу постоянно обижался за свою питомицу. Адрик должен был идти посередине группы, но хотел быть поближе к Зое. Зоя же часто отставала от начала колонны, чтобы избавиться от Адрика. Я уже жалела, что не перерезала веревку и не бросила их всех тонуть в реке.

А Хэршоу не просто раздражал меня, но и беспокоил. Ему нравилось водить кремнем по стенам пещер, высекая маленькие искорки, и он постоянно доставал кусочки твердого сыра из кармана, чтобы покормить Накошку, после чего хихикал, словно та сказала что-то невероятно забавное. Однажды утром мы проснулись и обнаружили, что он обрил волосы на голове с двух сторон и оставил одну широкую багряную полосу по центру.

– Что ты наделал? – завопила Зоя. – Ты похож на больного петуха!

Хэршоу просто пожал плечами.

– Накошка настаивала.

Тем не менее, изредка туннели удивляли такими чудесами, которые лишали дара речи даже эфиреалов. Нам часами было не на что смотреть, кроме как на серые камни и покрытую грязью известь, как вдруг мы вышли в голубую пещеру, настолько идеально круглую и гладкую, словно мы оказались в гигантском эмалевом яйце. Наша процессия наткнулась на череду маленьких пещер, мерцающих какими-то камнями, которые вполне могли быть настоящими рубинами. Женя прозвала их Шкатулкой с драгоценностями, после чего мы начали придумывать названия для каждой, чтобы скоротать время. Там был и Фруктовый сад – пещера, полная сталактитов и сталагмитов, соединившихся в тонкие колонны. А меньше чем через день мы вышли в Танцевальный зал – длинную пещеру из розового кварца с таким скользким полом, что пришлось по нему ползти, а иногда и проезжаться на животах. Из него мы вышли к жутковатой, частично затопленной железной опускной решетке, которую мы нарекли Вратами ангелов. По ее сторонам были расположены две крылатые каменные фигуры со склоненными головами и руками, покоящимися на мраморных палашах. Лебедка работала, и мы прошли через ворота без приключений, но зачем их там поставили? И кто?