Что же касается бабочек, то, несмотря на их яркие краски, они вскоре стали ей безразличны; в самом деле, как ни старалась девочка добиться расположения этих прелестных ветрениц, те неизменно оставались равнодушными к ней; впрочем, один раз она попыталась поймать великолепную аталанту в бархатистом одеянии, другой раз — чудесного аполлона с золотой каймой, и оба раза в руках девочки оставались частички их крылышек. Отпустив бабочек и наблюдая за их неуверенным полетом, она поняла: то, что с ее стороны было лаской, для них обернулось увечьем.

Вот, стало быть, какой мир окружал Сесиль: бабушка, чья любовь проявлялась неожиданными вспышками, пугавшими порой девочку; мать, всегда спокойная, сдержанная, благочестивая, рассудительная; цветы, печали и радости которых Сесиль разделяла; птицы, чьему пению она внимала; бабочки, за чьим полетом она следила.

Время от времени в уединенную жизнь маленького семейства вносили разнообразие визиты герцогини де Лорж, приезжавшей главным образом ради маркизы, или появление г-жи Дюваль, навещавшей в основном баронессу.

Вначале визиты г-жи Дюваль были для Сесиль праздником, ибо та всегда привозила с собой Эдуарда. И тогда дети вместе гуляли, играли, бегали в саду, приминая траву, цветы и растения, прячась в зарослях, вытаптывая грядки, ломая ветки деревьев, на которые они пытались взобраться, распугивая птиц, гоняясь за бабочками. Но постепенно Сесиль, как мы уже говорили, подружилась со всеми гостями окружавшего ее рая, поэтому, когда приезжал Эдуард, она с огромным беспокойством пускала его в свой маленький мирок. Она хотела приобщить непоседливого приятеля к ощущениям цветов, щебету птиц и непостоянству бабочек, но беспечный ученик только смеялся, утверждая, что цветы — бесчувственные предметы, не ведающие ни любви, ни ненависти, ни радости, ни горя. А птиц Эдуард хотел поймать и посадить в клетку, хотя Сесиль уверяла, что Господь Бог даровал им крылья вовсе не для того, чтобы прыгать с жердочки на жердочку в узком пространстве огороженной решеткой тюрьмы, а для того, чтобы рассекать ими воздух и садиться на верхушки тополей или крыши домов. И наконец, одно обстоятельство заставило Эдуарда окончательно пасть в глазах его юной подруги. Как-то раз она увлеклась беседой с одной из роз о таких важных вещах, что забыла и думать о своем приятеле, а тот явился к ней с приколотым к шляпе великолепным экземпляром павлиноглазки. Пронзенная булавкой, бабочка отчаянно билась. Сесиль закричала от горя; однако крики ее очень удивили Эдуарда, и он сказал девочке, что у него собрано более трехсот бабочек, насаженных таким образом и симметрично уложенных в коробки, где они сохранялись будто живые.

С того дня Сесиль дала себе слово, что Эдуард никогда больше не войдет в ее сад; и в самом деле, как только он приехал в следующий раз, девочка под разными предлогами удерживала его в доме, предоставив в его распоряжение свои игрушки, позволяя ему ломать кукол и все остальное, только бы не давать ему насмехаться над цветами, мучить птиц, издеваться над бабочками.