Король, королева и мадам Елизавета вышли вслед за бароном де Марсийи — все они отправились делать обход своим защитникам. На каждом посту король пытался сказать несколько ободряющих слов тем, кто там находился. Королева хотела поддержать его, но безуспешно: всякий раз рыдания не давали ей вымолвить ни слова.

И в самом деле, Тюильри являл собой малоутешительное зрелище.

Швейцарские и французские гвардейцы стояли на своих постах и готовы были умереть за короля, но в рядах национальной гвардии начались разногласия. Батальоны Малых отцов, Мельничного холма и Дочерей святого Фомы хранили верность и стойко держались во дворе Швейцарцев и во дворе Принцев; зато батальоны Терм Юлиана, артиллеристы Красного Креста, Финистера и Пантеона уже нацелили свои пушки на Тюильри.

Король вернулся удрученный. Королева и мадам Елизавета утратили всякую надежду; во дворце никто, кроме дофина, не сомкнул глаз.

В шесть часов утра послышался страшный шум: на площадь Карусель выходил авангард предместий. В то же самое время на главной лестнице показались король, королева и дофин. Королева несла на руках августейшего наследника; все трое направлялись в Собрание.

Проходя мимо, король взглянул на барона де Марсийи, со шпагой в руке стоявшего у больших ворот во главе пятидесяти человек. Бронзовые жерла двух пушек были нацелены на ворота, позади замерли артиллеристы с зажженными фитилями.

Дофин помахал рукой своим защитникам; в ответ раздались дружные крики этого маленького войска: «Да здравствует король!»

Когда же король приблизился к заполненной людьми террасе Фейянов, его встретили страшной бранью. Какой-то сапер осыпал королеву оскорблениями и вырвал у нее дофина.

На руках у этого человека королевский наследник и появился в Собрании.

В то же мгновение громыхнули первые пушечные залпы.

Услышав их, баронесса вспомнила, что говорил ей муж, и удалилась в указанный им кабинет. Три или четыре придворные дамы последовали за ней.

Гул пушек усиливался с каждой минутой, а в промежутках слышалась перестрелка. При каждом залпе дворец содрогался до самого основания. Разбитые стекла сыпались в комнаты, пули стучали по деревянной обшивке стен.

Вскоре раздались крики, они все приближались: то кричали швейцарцы и национальные гвардейцы, которых добивали на лестницах. Из Собрания они получили предписание короля, повелевавшего им прекратить огонь и сдаться; однако сдаваться было уже поздно: дворец был взят приступом.

И вот в залах послышались шаги беглецов, борьба с лестниц переместилась в комнаты. Приникнув ухом к двери кабинета, баронесса вслушивалась в приближающийся шум, и в каждом звуке ей чудился предсмертный крик мужа. Внезапно дверь подалась под натиском сильных ударов. В кабинет, умоляя о помощи, ворвались трое национальных гвардейцев Мельничного холма. Там они увидели баронессу и ее заплаканных подруг. Забыв о себе и думая только о муже, баронесса пыталась расспросить о нем; но никто его не знал, и ей так и не удалось ничего узнать.

При появлении мужчин в разорванной, залитой кровью одежде несчастными женщинами овладел ужас. Из кабинета одна дверь вела в коридор, откуда по потайной лестнице можно было спуститься в нижние покои. Кто-то из женщин предложил бежать таким путем. Все сразу же согласились, тем более что выстрелы и стоны умирающих доносились теперь из комнаты, прилегающей к библиотеке. Мужчины и женщины вместе бросились в коридор, затем на лестницу и стали торопливо спускаться вниз. Одна лишь баронесса остановилась на первой ступеньке. Муж велел ей ждать его здесь, и она, несмотря на охвативший ее страшный ужас, вспомнила об этом и замерла на месте.