– Иван-то? – легко откликнулась Альбина. – Никогда не вернется, будьте уверены. Катя ведь в розыск только что не подавала, а так искала везде.

Ну, сумасшедшая она была, что с нее взять! Честно говоря, это он ее довел. Когда-то была обыкновенная, нормальная женщина, нормальнее многих.

И Альбина неожиданно, широко перекрестилась.

Саша даже вздрогнула.

– Пойду спрошу газеты, надо картины переложить, – сообщила ей хозяйка магазина. – А вы, Саша, быстро ориентируйтесь, выбирайте себе что-нибудь. А то потом, глядите, тетка опомнится и цену взвинтит!

И она вышла из комнаты. Саша еще раз посмотрела на портрет Кати. Сумасшедшая? Может быть.

Слишком напряженная поза, слишком пустые глаза. А может, это всего лишь художественное преувеличение. Девушка стала смотреть другие портреты.

На нескольких из них был изображен подросток с ярко-голубыми глазами, совсем как у Нины Дмитриевны. Наверное, это и был Артем, который погиб вместе с матерью. У Саши тоскливо сжалось сердце. Мальчик смотрел на мир спокойно и весело, и глаза у него были совсем живые, не то что на портрете Кати. Она поспешила перейти к другим картинам. В основном Корзухин рисовал женщин и детей.

Одни портреты удались ему лучше, другие – хуже.

Было видно, что художник работал очень неровно.

С чем это было связано? С его пьянством, исчезновениями из дома, с каким-то внутренним надломом, о котором упоминала Альбина?

Один портрет увлек Сашу так, что она просто не могла от него оторваться. Он был написан маслом на холсте и лаком не покрывался. Картина изрядно запылилась да и пострадала от пены… Но Саша уже не обращала на это внимания. Что-то поражало ее в этом портрете, а что – она никак не могла понять.

На картине была изображена молодая девушка – худенькая, с неразвитой подростковой грудью, узкими плечами. Ее смуглая кожа казалась еще темнее в контрасте с легким белым сарафаном. Блестящие черные глаза с голубыми белками, полные смеющиеся губы, тонкая золотая цепочка на худых, выпирающих ключицах… Девушка была изображена на природе, на ярком дневном солнце. Она сидела на посеревшем от дождей бревне, неловко подогнув босые ноги, щурясь от солнца. А солнца в тот день, наверное, было много – зеленая яркая трава так и блестела.

Саша взяла картину и подошла с ней к окну. Она не могла оторвать глаз от лица девушки – таким живым, таким необычным оно ей показалось. "Да, это настоящее… – подумала она. – Оказывается, он мог и так рисовать… Странно, что все его забыли.

Какого же года картина?" Она увидела в углу уже знакомую подпись и разобрала две цифры – «76». И тут ее словно окатила горячая волна. Эта трава, это толстое, выщербленное топором бревно, на котором, наверное, кололи щепу для самовара… Она уже видела его! Там, на уничтоженной картине, среди кустов малины… Оно лежало там, но было нарисовано в другом ракурсе! И год написания картины «76». А вот день другой. На уничтоженной картине солнце закрывали мглистые, грозовые тучи. А на этой неба вовсе не было видно, но по яркому солнечному свету ясно: на небе – ни облачка.

У девушки от волнения задрожали руки. Она и сама не понимала, почему так разволновалась. Она узнала местность, но как ей это поможет? Ведь на этой картине не было больше никаких пейзажных деталей. Только трава. Что скрывалось за темным пятном на уничтоженной картине, Саша так и не узнала.