– Обязательно встретимся с Лу, – пообещала Ксения Романовна, – но сейчас уже поздно, пора ужинать.

– Кушать! – обрадовалась подопечная. – Скорей! И Лу надо с нами!

Берг была поражена. Мало того, что Нина Михайловна узнала свою племянницу, так она еще и не забыла о ней, когда врач убрала фото. Ксения Романовна некоторое время сомневалась и на следующий день решилась позвонить адвокату. Ответил женский голос, незнакомка объяснила:

– Я купила этот номер у телефонной компании, с бывшим владельцем не знакома.

Ксения Романовна занервничала, но вспомнила, что пребывание Нины в «Долголетии» оплачено на несколько лет вперед, и сказала себе: «Наверное, Фролов скоро свяжется со мной, сообщит свой новый номер». Но Сергей так и не позвонил. А вот Людмила сообщила через день:

– Я сбросила вам на почту документ.

Ксения изучила текст: «Я, адвокат Сергей Фролов, подтверждаю, что Людмила Бритвина является племянницей Нины Калиновой и имеет право получать информацию о состоянии ее здоровья в клинике «Долголетие». Вместо подписи стояла неразборчивая закорючка, рядом виднелся неразборчивый оттиск печати.

– Похоже на филькину грамоту, – не выдержала я, – да еще отправленную в электронном виде.

Берг поставила передо мной чашечку эспрессо.

– Согласна с вами, думаю, Людмила сама составила документ. Но я видела, как Нина отреагировала на фото, и у меня зародилась безумная мысль: вдруг встреча с Бритвиной оживит разум Нины Михайловны? В научной литературе описан случай, когда к женщине, страдающей деменцией, приехал ее сын, которого она считала погибшим на фронте. Мать узнала его, упала в обморок и очнулась разумным человеком. Правда, некоторые врачи уверены, что у больной не было слабоумия, у нее развилась глубокая депрессия, ее симптомы подчас смахивают на…

Я поняла, что Берг сейчас прочитает мне лекцию по медицине, и решила сменить тему:

– Вы хотели применить шоковую терапию?

– Да, – призналась Ксения Романовна, – предложила племяннице посетить тетю. Но ничего не получилось.

– Нина не узнала Людмилу? – предположила я.

– Нет, Бритвина не смогла приехать, – пояснила врач. – Она жила не в Москве – в Нью-Йорке, это не ближний свет.

– Нью-Йорк? – повторила я. – Интересно…

– Мы стали регулярно переписываться, – продолжала доктор, – я посылала Людмиле снимки тети и сообщала о ее здоровье. С головой у Калиновой начали твориться странные вещи. Один раз захожу к ней, здороваюсь и слышу в ответ:

– Меня зовут Лина. Не Нина, а Лина!

С одной стороны, это хороший знак – Калинова разумно отреагировала на мое приветствие. С другой – она, похоже, перестала понимать, кем является. Дальше – больше. Больная принялась твердить, что у нее другая фамилия. Какая, выговорить не могла, бубнила:

– Мака, вака, бака…

И, что уж совсем странно, это закрепилось. Если к пансионерке персонал обращался «Нина», она начинала плакать. В конце концов я велела всем сотрудникам называть Калинову Линой, и она сразу успокоилась. Про Бритвину Нина помнила. Всякий раз, когда я передавала ей привет от племянницы, она радовалась, словно малый ребенок, получивший нежданно-негаданно шоколадку, хлопала в ладоши и говорила: