Мопс обиженно засопел, потом начал скрести лапой одну из длинных подушек, лежащих у стены, в конце концов она сдвинулась, показалась пуделиха Черри.
– И ты тут? – ахнула я. – Не хватает только Банди и Снапа.
Послышалось ворчание, из-под дивана в глубине спальни выполз питбуль, а от небольшого столика с лампой донеслось интеллигентное «тяв» ротвейлера.
– Вся банда в сборе, – подытожила я. – Подозреваю, что, когда я в Москве, вы мирно дрыхнете в моей светелке и теперь глубоко уверены, что спаленка не моя, а ваша. Банди со Снапом вне подозрений, они не приближались к коробке с печеньем. А вот Хуч и Черри явно замешаны в преступлении. Ну-ка, милая, дай-ка я проведу экспертизу.
Я наклонилась к Черри:
– Ага! Да у тебя вся морда в крошках! Могу сказать, какое печенье ты слопала: с фуа-гра, клубникой, сыром и еще абрикосовое. Поздравляю, дорогая, у тебя отменный вкус. А Хуч угостился шоколадным, мятным, кофейным и ванильным. Ну просто нет слов!
Черри, втянув голову и поджав хвост, медленно стекла на пол и уползла в коридор. Мопс продолжал смотреть на меня честным взглядом.
– Ты, значит, ни при чем? – спросила я.
Хуч еще сильнее выпучил глаза, его взгляд говорил: «Конечно, нет, все сожрала Черри, я просто сидел возле коробки, поэтому и пропитался ароматом выпечки».
Я вздохнула и выключила свет. В любой неприятности можно найти положительные черты. Съеденное на ночь печенье губительно сказывается на фигуре. Один миг в зубах, всю жизнь на боках. Буду считать, что Хуч и Черри спасли меня от ожирения. Раздалось тихое поскрипывание, до моего носа добрался запах сыра, потом шоколада, затем к спине привалилось что-то тяжелое. Поняв, что я засыпаю, пуделиха живо вернулась в кровать, и теперь она и мопс весьма уютно устроились на постели. Я перевернулась на другой бок, погладила собак и вдруг ощутила резкий аромат ананаса. Меня охватило удивление. Наша стая всеядна, ее члены способны слопать что угодно. Снап, например, с аппетитом уничтожает лаймы, правда, он при этом фыркает, чихает, корчит страшные рожи, очень смахивает на мышь, которая давится, но жует кактус. Хуч, не моргнув, схарчит грейпфрут, Черри без промедления проглотит имбирь. Есть только один фрукт, на мой вкус приятный, от которого почти все псы отвернутся разом: ананас. Никто из собак на него даже не посмотрит, никто, кроме Банди, вот пит трясется от вожделения, унюхав экзотический плод. Отлично помню, что среди трагически пропавших «Макарон» было два с ананасом. Ни Хуч, ни Черри их бы никогда не тронули. А вот Банди!
Я спустила руку с кровати, пальцы коснулись шерсти питбуля. Поняв, что хозяйка его гладит, Банди тихо заворчал, запах ананаса усилился. Я зажгла свет, свесилась с кровати, принялась рассматривать Бандюшу и с изумлением спросила:
– Милый! К твоей морде прилип кусочек «Макарон». Ты определенно участвовал в разбое. Но как тебе удалось слопать печенье, находясь под диваном в другом конце комнаты, а? Я лежала, не вставала и совершенно уверена, что ты не приближался к ложу хозяйки. Загадка почище…
Договорить мне не удалось, сила земного притяжения потянула меня вниз, я рухнула с кровати прямо на Бандюшу. Пит горестно вздохнул, выполз из-под меня, встал, отряхнулся, медленно поплелся к дивану, вспрыгнул на него и оглянулся. В его взоре явственно читался упрек: «Дорогая, перестань заниматься глупостями. «Макарон» нет, и назад они не вернутся, даже если ты возьмешь у всех нас анализы. С тем, что не можешь изменить, лучше смириться!»