— Как вам угодно, сэр, — с кислой миной ответил Эш. — Я сказал вам, хотя вы знали и без меня, что Вульф уже много лет безнаказанно издевается над полицией. Если вы и сейчас, после того, как на ваших глазах, в вашем кабинете, он назвал кретином одного из ваших подчиненных и избил его, если и сейчас вы позволите ему остаться безнаказанным…

— А мне сейчас безразлично, кто окажется безнаказанным, а кого накажут, — начиная терять терпение, оборвал его Хомберт. — Меня сейчас интересует одно: как можно быстрее закончить расследование и найти преступника. Если мы с вами не сделаем этого, может получиться так, что у меня вообще не будет подчиненных. Отправляйтесь к себе и доложите мне по телефону: не поступало ли каких-нибудь новых данных.

— Слушаюсь, сэр.

Эш подошел к Вульфу вплотную и тихо, но многозначительно проговорил:

— Не сомневаюсь, еще наступит день, когда я помогу вам похудеть. — И величественно вышел из комнаты.

Хомберт уселся за свой стол и снял трубку аппарата внутренней связи:

— Аннулируйте ордер на арест Ниро Вульфа… Да, да! И немедленно.

— Кстати, и ордер на обыск, — подсказал я.

— Подождите? Ордер на обыск в доме Вульфа тоже аннулируйте. Письменное распоряжение получите дополнительно. — Он взглянул на Вульфа. — Вот видите? Вам и на этот раз удалось добиться своего. А теперь рассказывайте, что вам известно.

Вульф глубоко вздохнул.

— Во-первых, — начал он, — я хотел бы знать, за что разжалован и даже изгнан инспектор Кремер?

— Формально — для перемены обстановки. В действительности — потому что он забылся и перестал учитывать положение людей, с которыми нам приходилось общаться в процессе этого расследования, чем поставил управление полиции Нью-Йорка в весьма неприятное положение. Нравится нам или нет, но существует такая вещь, как чувство соразмерности, ясное понимание того, кто ты и кто тот, с кем ты разговариваешь. С некоторыми лицами нельзя разговаривать как с обыкновенными преступниками.

— Кто оказал на вас давление?

— Разные круги, причем с такой силой и настойчивостью, что ничего подобного я еще не испытывал. Имена называть не хочу. Во всяком случае, это не единственная причина. Кремер впервые на моей памяти запутался и только мешал расследованию Вчера утром, у меня на совещании, он, по-моему, вообще лишился способности здраво рассуждать. О чем бы ни заходила речь, он, как помешанный, сворачивал разговор на одну второстепенную деталь: не был ли десятый валик в том кожаном чемоданчике, который Бун перед смертью передал мисс Гантер.

— Значит, мистер Кремер считал очень важным найти этот валик?

— Видимо, если бросил на его поиски пятьдесят человек да потребовал еще пятьдесят.

— Это явилось одной из причин его отстранения?

— Не «одной из», а главной.

— Ничего себе! В таком случае, извините, вы тоже недалеко ушли от Эша. Я и не предполагал, что мистер Кремер самостоятельно додумается до этой «второстепенной» детали, — тем больше мое уважение к нему. Найти валик — значит найти преступника. Не найдем валика — убийца останется безнаказанным.

Скиннер с отвращением фыркнул: