Иногда мы помогаем друг другу — Иногда нет. Иногда устраиваем друг другу мелкие пакости. Приходится. Иногда они подозревают меня в незаконных делах. А я так не подозреваю. Я просто знаю — кто, когда, где и за сколько.

Это знание плачевно сказалось на моем характере — я им не доверяю. Ну, честно говоря, не только им. Я вообще не доверяю людям. Так уж случилось, и это не моя вина.

Я хотел бы всем верить и всех любить, но… Я не могу. Вероятно, какой-то предохранительный клапан существует у меня внутри, и он дозирует предельно допустимые порции доверия и любви. Ради моего же блага. Почему-то эти порции неприлично малы…

Ну вот, так мы и сосуществуем. Не испытывая друг к другу теплых чувств, но и не пытаясь причинить друг другу лишние неприятности. Мы не видим другого выхода из той ситуации, в которой оказались: и я, и они живем в одно и то же время, в одном и том же Городе. Мы занимаемся примерно одним и тем же. Что бы они ни твердили о своем долге и что бы я ни бубнил о единственно возможном способе зарабатывать на жизнь, но суть одна: в наше время и в нашем Городе по одним и тем же улицам ходят слабые и сильные, бедные и богатые, жертвы и преступники. И отношения этих людей иногда переплетаются в такой змеиный клубок, что они бегут за помощью. Большинство в милицию.

Некоторые ко мне. А дальше… Дальше бывает по-разному.

И вот эти двое сидели напротив меня. И на коленях капитана Панченко лежала коричневая папка, а это значит, что они зашли ко мне не просто так, не на огонек. Зашли по делу. Что ж, я не в лучшей форме, но в состоянии поддержать разговор. К тому же аспирин, похоже, начал действовать, и в голове у меня прояснилось. Правда, лучше мне от этого прояснения не стало: по-прежнему внутри моего черепа бескрайняя пустыня вместо мыслительной деятельности. И посредине пустыни стоит здоровенный монумент с надписью: «Я понятия не имею, зачем эти двое ко мне притащились!!!».

Это действительно так. Я никого не ждал из их конторы к себе в гости.

Мне нечего с ними обсуждать. Уже три недели я был вне всяких дел. Сначала я просто отдыхал (с полного одобрения Генриха), а потом случилась одна вещь…

Но это слишком личное. Об этом позже.

За все время я палец о палец не ударил. Я не брался ни за одно дело.

Тем более в последние энное количество дней.

Так какого же черта они пожаловали? Я так разволновался, что едва не произнес свой вопрос вслух. Но вовремя сдержался. Пусть сами скажут.

И они не подкачали. Они сказали. И когда они сказали, я был удивлен.

Неприятно.

— Извините за поздний визит, — деликатно начал Панченко.

— Но лучше поздно вечером, чем рано утром, — впервые раскрыл рот его спутник. И широко улыбнулся. Я понимающе кивнул. Иногда человеку так хочется сострить, что стоит посмеяться над его первой шуткой, дабы предотвратить все последующие.

— Константин Сергеевич, — Панченко снова взял разговор в свои руки, никак не отреагировав на замечание белобрысого — Вы сотрудник частного детективного агентства?

— Угу.

Панченко что-то пометил в своих бумагах, должно быть, написал: