– Товарищ командир, да как же это, – ахнула Фросенька, – товарищ полковник… Иван Степанович… как же так?

Тем не менее за руку Кратаранги она ухватилась своими двумя.

– Старшина Огонькова, – строго произнёс Кудеяр, – командирую вас в прошлое с товарищем Кратарангой… И смотрите там у меня!

Фросенька кинулась к Ивану, подпрыгнула, расцеловала. Кратаранга обнял её, Атахш прижалась к их ногам…

– Ну вот, теперь получается, что и Заратуштра из русских, – скорбно вздохнул Женя Гринберг. Виринея перевязывала ему голову. – А ещё говорят – повсюду евреи!

Перстень Кратаранги вспыхнул двойным огнём, по оплавленной бетонной стене у него за спиной побежали радужные змейки, заклубился туман… Атахш вскинула голову, оглянулась на Чейза и жалобно заскулила.

Чейз, беспокойно вертевшийся около Риты, вдруг всхлипнул и припустил к подруге. Сперва шагом, потом во всю прыть. Понимая, ЧТО сейчас должно было произойти, Рита уже открыла рот удержать кобеля, что-то в его побежке подсказывало ей – он всё же мог послушать её… остановиться… вернуться…

Она обеими руками захлопнула себе рот и не издала ни звука. Хрональный туннель уже начал поглощать Кратарангу, Фросеньку и Атахш, когда Чейз могучим прыжком преодолел границу миров, приземлившись чуть не на грудь хайратскому принцу… Полыхнула ослепительная вспышка, и клочок земли под стеной опустел. Остались только следы на закопчённом снегу.

Вот тут Рита рухнула на колени и неконтролируемо разревелась. Жизнь была кончена, она своими руками отправила неведомо куда самое дорогое ей существо.

– Я его предала, – икая и всхлипывая, рыдала она в объятиях Джозефа Брауна. – Я его предала, как же он там один, он же меня искать будет…

– Во дают чуваки, – сказала Натаха. Бывшая блаженная озиралась по сторонам, всё-таки год с лишком беспамятства, это вам не хухры-мухры. – Юрка, может, хоть ты объяснишь наконец, что тут вообще происходит?

– Дедушка… Ганс Людвиг, – пробормотала Женя Корнецкая. Она медленно приходила в себя на руках у Глеба Бурова, вынесшего её наружу. – Дедушка?

– Женечка. – Ладони, которые могли принадлежать только Эдику (или всё-таки Леонтиску?..), гладили её лицо, убирали со лба мокрые волосы. – Женечка, милая, он… Он ушёл от нас. Он говорил, может получиться очень сильный обратный разряд… Собирался принять его на себя… Женечка, он не мучился. Он просто улыбнулся и…

У неё тотчас встала перед закрытыми глазами последняя улыбка Леонтиска.

«Дедушка!!! Ганс Людвиг!!! Дедуля!!!»

«Да, девочка моя. Я тебя слышу».

«Дедушка, они сказали, что ты…»

«Я всегда буду с тобой, родная моя. Смерть ничего не значит. Я всегда буду с тобой…»

…Ну а дальше жизнь потекла своим чередом, хотя, конечно, ничто уже не могло быть в точности как прежде. Бывший Ленинград, переживший вторую блокаду, на полном серьёзе намеревался учредить звание «Герой Питера», ибо этим прозвищем покрывались все исторические названия города, – и по большому счёту поплёвывал, что станут думать ревнивцы в Первопрестольной. Физическим воплощением награды должна была стать Золотая Звезда, увенчанная адмиралтейским корабликом. Самым первым кандидатом на присвоение нового звания по всеобщему и единодушному согласию называли бесстрашного майора Собакина. Вторым – немецкого интернационалиста фон Трауберга, ценой своей жизни обеспечившего решительный штурм. Единичные голоса усомнившихся смолкли после того, как стало известно: германский учёный завещал развеять свой прах над старой линией обороны. В отношении последующих кандидатур мнения расходились. Кто-то называл командира танкистов, чья машина первой проломила институтский забор, ещё кто-то выдвигал девятизвёздочного генерала Владимира Зеноновича…