Далеко, к счастью, ехать не пришлось. Не успели выбраться из Ретиховки, как светанули фары встречной. Дорофеев остановился, развернув джип поперек дороги, так, чтобы обойти его было невозможно. Никуда они ни при каком раскладе не денутся, но зачем нужна лишняя нервотрепка.

Сыч в подъехавших сразу же опознал старых знакомых, которых еще вечером тормознул на въезде. После короткого трепа «выяснилось», что они якобы действительно мотались по пьяной лавочке в Отрадное. Можно было, конечно, тут же их развернуть. Оттралить назад и устроить очную ставочку с каким-то там неведомым Овсиенко, на которого они ссылались. Но, с минуту поразмыслив, Дорофеев решил не делать этого. На все про все уйдет уйма времени, а его и так в обрез. И он приказал двум этим, по первому впечатлению, интеллигентным задохликам следовать за ним в Ретиховку. А когда попытались было протестовать, вытащил из наплечной кобуры свой внушительный «стечкин» и сунул водиле под нос: «Отстанете хоть на метр – пробью скаты... А потом и в башке дырок понаделаю...»

Когда разбежались по машинам, Игорь самым серьезным образом подробно проинструктировал тупоголового Сыча, дважды повторяя каждую свою мысль в надежде, что теперь-то до него «дойдет» и он хоть в этот раз не сваляет дурака. Мужиков надо было «колоть» неожиданно, с порога, если уж не получилось по-горячему. Тогда из этого непременно выйдет толк. Главное, чтоб Сыч ничего не напортачил, чтобы твердо вел свою «роль». А пока пусть помучаются в неизвестности, протрясутся в машине до Ретиховки. Да на приличной скорости, с ветерком, когда мозги, как желе в тарелке, плющит на ухабах.

Шлепнув проснувшуюся Маринку по заду, Игорь завернул ее обратно в спальню, наказав не высовываться – у них тут, мол, свой серьезный мужской разговор. А потом отдал команду Сычу ввести «задержанных». А как только переступили через порог, сильным тычком в грудь отшвырнул перепуганного, измученного икотой молодого в стоящее в углу кресло. Оставил второго, того, что был постарше, стоять прямо у дверей так, что ему поневоле приходилось жмуриться от яркого света после темной прихожей. Прошел к накрытому столу и, отрубив большим кухонным ножом толстый кусок копченой колбасы, бросил его в рот. А измазанный жиром кухонный «секатор» демонстративно отложил на самый край стола.

– И куда вы, козлы, эту гребаную троицу увезли? – прожевав, спросил Дорофеев с напором, натянув на лицо маску «натуральной» свирепости.

– Колись, сука, когда тебя спрашивают! – подстраиваясь, завизжал Сыч и, подскочив к мужику, отработанным движением «протралил» растопыренной пятерней его лицо снизу вверх так, что у того немедленно пошла из носа кровь.

– Вы что... с ума сошли? – на удивление спокойно ответил мужик, неторопливо вытерев рукавом дубленки лицо, и его темные глаза на мгновенье блеснули.

– Не понимаешь, значит... – продолжил прессовать Дорофеев, зловеще выщелкивая каждое слово. – А напрасно... Я думал, ты умней...

– Ну все, пидор гнойный, – опять включился Сыч, ощерившись. – Счас я твои ушлые бебики