Я получил наконец снайперскую винтовку. Числился по-прежнему рядовым красноармейцем в роте, только именовался теперь снайпером. А что толку? Стрелять не разрешали. Я фамилий своих товарищей и командиров уже и вспомнить не могу. Слишком много времени прошло с тех пор. Взводный лейтенант был у нас какой-то нерешительный. Он привык к тому, что мы не стреляем и в нас не стреляют. Его такое положение вполне устраивало.

Он часто ставил меня наблюдателем, а оптический прицел служил вроде как бинокль. Я финнов порой на мушке держал крепко — расстояние всего двести метров! Уложил бы наповал. Особенно злили меня артиллерийские наблюдатели и офицеры. Вот она, рожа, смотрит на нас в бинокль, с напарником разговаривает! Я как-то предложил:

— Товарищ лейтенант! Давайте я наблюдателя прихлопну. Сколько ребят погибло, финны блокаду Ленинграда держать помогали. Чего их жалеть?

— Ни в коем случае! — услышал в ответ.

Лейтенант долго и нудно объяснял, что нельзя выдавать наши позиции. Будто финны их не знали! Но пострелять все же пришлось. Во-первых, в соседнем батальоне за пару дней убили и тяжело ранили сразу несколько бойцов и офицеров. «Кукушка» работала. Во-вторых, возмутился кто-то из разведотдела дивизии или корпуса. Наши разведчики гибнут, а вы дрыхнете на солнышке. Словом, дали мне «добро». Только финны попрятались. Услыхали, что ли, про этот приказ. Но я все же цель поймал. За две сотни метров уложил неосторожного наблюдателя. Потом еще кого-то. На позицию роты обрушились финские минометы. Им ответили наши орудия и минометы.

Увидел я первых убитых. Боец в издырявленной гимнастерке, весь кровью залитый. Второго миной за бруствер выкинуло, а нога до колена в окопе осталась. Мы бедолагу обратно втащили, а у него живот разорван. Пытались перевязать, кровью истек. Ребята мне сказали:

— Всё, Василий. Двоих «шюциков» пришиб (шюц-кор — была такая фашистская организация у финнов), и будя. А то нас всех из минометов перебьют.

Но спустя несколько дней мы поневоле в бой вступили. Финны ждали наступления и послали очередную группу разведчиков. Она прорывалась с боем из нашего тыла. Подумали, что финны пошли в атаку. Мы открыли огонь в сторону укреплений. Ротный сориентировался быстро, бой шел на стыке нашей и соседней роты. Захватил с собой расчет пулемета Дегтярева, отделение бойцов и меня как снайпера. Мне запомнился рослый финн в камуфляжной куртке. Он прикрывал группу. Смелый был парень, стрелял из автомата, перебегая от дерева к дереву или прячась за большими камнями.

Я его снял, когда он замешкался, меняя диск своего автомата. Попал в грудь, чуть ниже горла. Он свалился на месте. Часть группы ушла, но еще трое финнов и наш солдатик, которого пытались взять в плен, остались лежать на нейтральной полосе. Кого-то за ноги подтянули, кого веревкой зацепили. Взять финнов живьем всегда было сложно. Лесные жители каждый шорох слышат. Мы надеялись, что хоть один в живых останется. Но братья-славяне били по разведчикам, не жалея патронов. Все три финна и наш бедолага-боец были издырявлены пулями. В качестве трофеев нам достались два автомата «суоми», похожие на наши ППШ, только под немецкий патрон 9 миллиметров, пистолет и три ножа. Ножи у финнов были из хорошей стали, очень острые. Один нож полагался мне — все же это я автоматчика снял. Но финский нож понравился взводному, и он попросил меня подарить нож ему. Чтобы не портить отношений, я нож отдал. Хотя было жалко расставаться с хорошим трофеем.