— Хочешь увидеть мою чешую? — прошипел Крейн, возвышаясь над ней. Он говорил зло, отрывисто, бросая слова как плевки сквозь сжатые зубы. — Хочешь увидеть крылья?

— Да!

— Что ж, ты их увидишь.

И Тая увидела.

Сначала у нее на глазах лицо Крейна подернулось рябью. Черты потекли, изменяясь, кожа вдруг стала серой и грубой, а потом из-под нее начала появляться самая настоящая чешуя. Черная. Блестящая. Как антрацит.

Эта же чешуя залила шею дарга и его руки— все места, где была открытая кожа. И Тая не сомневалась, под одеждой у него то же самое. А потом за его спиной что-то взметнулось темным плащом — и пропало.

Тая моргнула. Крейн стоял в полушаге от нее, совершенно невозмутимый.

Такой, как всегда.

Ни крыльев, ни чешуи.

— Что это было? — выдавила она, чувствуя внезапный озноб, и обхватила себя руками.

— Ты хотела увидеть дракона. Я тебе его показал.

— Н-но…

— Нет, обратиться полностью я не смогу. Никто из Обсидиановых не сможет. То, что ты видела — всего лишь эхо запечатанных сил.

***

С того момента Тая окончательно и бесповоротно поверила, что попала в другой мир. Незнакомый, странный, чужой, таящий в себе опасность для одной глупой человеческой женщины, не умеющей ничего, что могло бы помочь ей выжить.

Но она не собиралась опускать руки. У нее было все, что нужно для жизни, иона спешила воспользоваться этим умом.

Для начала, как истинная женщина, она заручилась защитой мужчины. Теперь следовало найти к этому мужчине подход.

Довольно быстро Тая догадалась, что Крейн не слишком-то жалует женщин. И что на это у него есть причина. Но докапываться до истины она не рискнула. Не после того случая, как он продемонстрировал ей свой истинный облик.

Вместо этого она занялась домом и, особенно, кухней, решив, что даже такой нелюдимый отшельник, как Крейн, не устоит перед ее стряпней.

Уже на следующий день, устав от ее бесконечных «когда» и «хочу», он снял ставни со всего первого этажа и позволил Тае пройти по пустым, заброшенным комнатам.

Комнаты были большими, а когда-то и светлыми. Сейчас же в них пахло сыростью и затхлостью, углы затянула густая паутина, а мебель в чехлах производила унылое впечатление.

Но если здесь хорошенько прибрать, отмыть окна, повесить шторы, переставить комод вон туда, ауте кресла сюда…

Глаза Таи сверкали, собираясь лишить покоя и старый дом, и его хозяина.

— Почему они все закрыты? — удивлялась она.

— Мне хватало одной.

— А почему теперь ты решил их открыть? Потому что я попросила?

Он абсолютно спокойно ей отвечал:

— Я понял, что мне нужна отдельная комната.

— Почему?

— Потому что ты слишком болтлива.

Когда он отворачивался, о настроила ему в спину рожицы и шептала под нос: «бе-бе-бе!».

Откуда взялось это ребячество, Тая понять не могла. Но в нее словно вселился дух озорства. Ей хотелось бегать по этим комнатам, срывая чехлы, передвигая мебель. Надраивать окна пол, гонять паутину. Она ощущала себя юной девчонкой, которой даже большой живот не был помехой. А дом представлялся ей старым больным существом, которое только и ждало ее прихода.

Она чувствовала, что должна его вылечить, должна разбудить. Что-то внутри этого дома звало ее. Где-татам, в глубине комнат, под тоннами пыли и мусора, билось живое сердце.