Проснулся я от шума, кто-то посторонний его издавал. Быстро посмотрев на часы, я определил, что спал часов пять, сейчас было десять утра. И разбудили меня голоса, как я понял. На шум мог и не отреагировать сразу, а на голоса легко. Тем более поднявшийся ветерок, что гонял барашки пены по реке, также изрядно шумел камышом, и, судя по тому, что голоса я расслышал, источник этих звуков был очень близко. Аккуратно достав автомат, я проверил его и чуть приподнялся. Наваленные на лодку снопы камыша хорошо её маскировали, но выбираться и забираться было проблематично, нарушалась маскировка. Вот и сейчас, приподняв слегка край, я выглянул, потом с другой стороны, осматриваясь. Ни черта не видно. Тут камыш везде стеной стоял, себе я резал в другом месте, старясь не делать проплешин. Пришлось раздеться и, выбравшись из лодки, старясь не шуметь, направиться в сторону источника голосов. Они то стихали, то появлялись, выходило, что эта группа, а там точно больше одного, двое или трое, находилась на одном месте.

Подобраться мне удалось к ним близко, и часовой, что крутил головой неподалёку, не обнаружил меня, он вообще в сторону камышей не смотрел, не посчитав их опасными, да и я по-умному двигался. Не стал ломать камыш, чтобы не привлекать внимания покачиванием верхушек, а прополз по тому проходу, который сам же ночью проложил, и особо не тревожил водные растения. Когда я увидел этих нежданных гостей, то сразу у меня всё сложилось, как и появление того катерка. Их восемь было, в рваной советской форме, кто-то частично гражданскую имел. Беглые из лагеря военнопленных, к гадалке не ходи. У одного немецкий карабин был, другой штыком вооружён, у остальных ничего больше не было. Что самое важное, одного из беглых пленных я опознал, лейтенант Погорелов, командир миномётной батареи, что со мной немало повоевал, а после предательства Волохова наши пути разошлись. Так он в плен, значит, попал? Не знал.

Вид у парней, надо сказать, не очень, заморенные сильно. Некоторые в мокрой форме были, видимо мылись и стирались. Хотя духан от них всё равно шёл как от бомжей. Скрываться я не стал и вышел на открытое место, не особо смущаясь своей наготы, а автомат на длинном ремне висел на плече, не явно демонстрируя, что ствол направлен на моих соседей. Те обернулись и смотрели как кролик на удава, а тот, что с карабином был, схватился за цевьё так, что костяшки побелели. Но и так видно было, оружие у него в другую сторону стволом смотрело, не успеет, срежу я их. Пришлось исправлять ситуацию, так как Погорелов тоже в ступоре был:

– Не ожидал, лейтенант, тебя тут увидеть. Я не знал, что ты в плену. Как наши пути-дорожки разбежались, больше о тебе не слышал.

– Товарищ майор, – расплылся тот в улыбке и начал кривиться, пытаясь унять слёзы.

Подойдя, обнял меня, его спина стала мелко вздрагивать. Я же, похлопав его по плечу, сказал:

– Не нужно скрывать своих чувств, но в данном случае лучше прекратить обниматься, а то бойцы не поймут, чего это два полуголых мужика обнимаются, а один вообще голый.