Олег не осуждал, напротив, считал, что это дело благое. Но для себя видел во всем этом иной путь, о котором предпочитал помалкивать. Любые философские темы, затронутые в компании сверстников, делали из него либо зануду, либо мальчика со странностями. В компаниях постарше он воспринимался либо мальчиком со странностями, либо ой каким умненьким мальчиком. Отец упорно продолжал считать, что все философские выкладки семнадцатилетнего отпрыска лишь выпендреж и не имеют под собой никакой осмысленной основы. А выпендреж предка всегда раздражал, потому Олег и с ним старался этих тем не затрагивать.

Степа трещал всю дорогу о знакомых и незнакомых девчонках, травил какие-то байки не шибко пристойного содержания. Олег особо не прислушивался, думая о своем. От мыслей его отвлек голос приятеля:

— Ну что, может все-таки по пиву? Уже третью палатку проходим.

Олег остановился, посмотрел на Степку.

— Какое тебе?

— Светлое.

Он подошел к окошку, доставая из кармана пожеванные мелкие купюры.

— Четыре штучки зеленого туборга, — попросил в окошко. — И сушеного кальмара.

Из палатки на подростка посмотрели с сомнением. При немалом росте и не детской уже комплекции, двадцати одного года на олеговом лице не читалось ни при каких обстоятельствах. Но пиво все же дали. Не школьник и то ладно, деньги то зарабатывать надо.

Степа запустил пятерню в пакетик, как только отошли в сторону. Со щелчком открыл жестянку с пивом, сказал какую-то гадость в адрес брызнувшей на штаны пены и радостно сделал глоток.

— Ты себя ведешь как алкоголик, — пожурил Олег. — Только руки не трясутся.

— Жарко, а пиво холодное. И жажда мучит, — оправдался Степа. — А ты похож на зануду, или на мою матушку, когда она морали читает. Пошли на лавочку.

Лавочка была излюбленным местом молодежи. Когда-то она стояла на краю детской площадки, под высоким деревом. Потом детскую площадку срыли тихой сапой и воздвигли на ее месте автомобильную стоянку. Наезжать никто не стал. Глава домового правления, под юрисдикцию которого попадала площадка, главная местная активистка, могла бы устроить бучу. Но сын ее давно вырос из возраста качелек-каруселек, а вместо внуков заимел старенькую БМВ. Потому важность автостоянки возобладала над значимостью детской площадки.

Качели, карусели и лесенки пошли прахом. Травку засыпали гравием. Вокруг поставили невысокий заборчик, а на въезде повесили цепь с навесным замком, дабы кто не надо не парковался. А вот скамейка под высоким деревом оказалась никому не нужна, потому как стояла на отшибе. Так и осталась. Только если раньше на устроившуюся здесь молодежь ворчали молодые мамы и бабушки, выгуливавшие собственных чад, то теперь наезжать стало некому.

Степа плюхнулся на лавочку. Порылся в спортивной сумке и достал оттуда небольшой сверток, перетянутый ленточкой.

— Держи, это тебе. И давай, доставай своего сушеного кальмара.

— Он не мой, — Олег вытащил из пакета упаковку кальмаров. — Он атлантический. Спасибо.

Сверток оказался легким, но упакованным намертво. Ленточка затянулась на такое количество тугих узлов, что Олег полез за выкидушкой.