— Слова вашей светлости пробуждают во мне радость и благодарность! Можно ли считать их окончательным решением? — спросил Гассан.
— Мне ничего не известно об аресте Зоры-бея. Я передам тебе его бумаги, необходимые для его отъезда, и Зора-бей может в эту же ночь оставить Стамбул.
— А бегство из тюрьмы, ваша светлость, вы считаете необходимостью?
— Я буду его защищать.
— Приношу вашей светлости благодарность за эту милость.
Великий визирь подошел к письменному столу, выбрал несколько приготовленных бумаг, подписал их и передал Гассану-бею, который принял их с глубоким поклоном.
— О бегстве, в сущности, не может быть и речи, дело идет скорее об исполнении приказа министерства иностранных дел, — сказал Махмуд-паша. — Если Шейх-уль-Ислам постарался отправить нужного нам офицера в тюрьму, то должен быть готовым к тому, что мы его освободим, когда он нам нужен, вот и все! Я отчитаюсь за это, когда придет время, перед его величеством султаном. Тебе ничего не остается делать, как передать бумаги Зоре-бею и позаботиться о том, чтобы он в эту же ночь с первым поездом выехал из Стамбула! Времени еще довольно.
Гассан взял бумаги, поблагодарил пашу и в радостном волнении оставил конак великого визиря. Он немедленно отправился в сераль Было еще не так поздно. Он застал смотрителя того отделения огромного императорского дворца, в котором помещалась тюрьма. Тот низко поклонился влиятельному высокопоставленному офицеру — давно всем уже было известно, что Гассан стал любимцем султана.
— Открой мне тюрьму, — приказал Гассан. — Я должен передать благородному Зоре-бею этот приказ, который я и тебе показываю, чтобы ты не помешал ему оставить тюрьму.
— Оставить тюрьму? — спросил удивленный смотритель.
— Прочитай этот приказ министерства иностранных дел.
— Мудрый и высокий Мансур-эфенди был здесь и приказал мне соблюдать особенную бдительность.
— Вот эти бумаги предписывают немедленный отъезд Зоры-бея военным атташе в Лондон.
— Если ты говоришь и приказываешь мне это, благородный бей, я не осмеливаюсь противоречить тебе, — сказал смотритель, сам не зная, что делать, и отворил камеру, в которой находился Зора-бей. Там была уже зажжена лампа.
Увидев Гассана, Зора бросился к нему навстречу.
— Будь желанным гостем в моем одиночестве! — воскликнул он.
— Твое одиночество должно кончиться, — сказал Гассан, дружески поздоровавшись с Зорой.
— Разве Шейх-уль-Ислам уже низвергнут? — спросил Зора.
— Тише, — сказал Гассан, так как смотритель был в коридоре и мог слышать их разговор. — Еще нет, но мы с Сади надеемся, что дни его сочтены, но обо всем этом ты узнаешь уже в Лондоне.
— В Лондоне?
— Да, Зора, ты в эту же ночь должен отправиться туда.
— Значит, я должен бежать?
— Да, пожалуй что так, но по приказу великого визиря и министерства иностранных дел.
— Какую связь имеет все это, я ничего не понимаю.
— Все очень просто: в министерстве иностранных дел не знают, что ты арестован, ты назначен военным атташе в Лондон, тебе приказано немедленно отправиться к месту назначения.
— Друг мой, ты говоришь правду?
— Вот твое назначение.