Ева-Лотта испугалась, но ещё больше разозлилась. Она вовсе не собиралась показывать этому негодяю, как ей страшно.

– За меня можешь не беспокоиться, – ответила она. – Лучше подумай, что ты скажешь, когда приедет полиция и заберёт тебя.

Профессор смотрит на неё ободряюще, и это придаёт ей храбрости. Она рада, что он здесь, хотя помочь им сейчас ничем не может. Но всё-таки он взрослый и на её стороне. Никке что-то угрожающе пробурчал, отвернулся и замолк. Ева-Лотта заметила – у него широкий затылок и светлые, давно не стриженные волосы. Светлый пух на шее. А как он вообще выглядит? Приметы! Будь здесь Калле, он прежде всего занялся бы приметами. Надо сейчас же сделать это вместо него, чтобы помочь полиции. А представится ли случай рассказать что-нибудь полиции?

Глаза у этого Никке глуповато-хитрые и некрасивое добродушно-румяное лицо. Да, лицо у него, как ни странно, добродушное, хотя сейчас и хмурое. Не очень-то умное, подумала Ева-Лотта и польстила себе, посчитав, что особые приметы, ею собранные, интереснее, чем те, что обычно отмечает Калле: цвет глаз да иногда родинки – и ни слова о характере человека. Теперь посмотрим на других. Блюм – темноволосый, вялый, бледный и прыщавый. Мелкий, тупой тип, подумала Ева-Лотта. За деньги, наверное, на всё пойдёт. А этот, что на заднем сиденье, и вовсе полный идиот. Абсолютный ноль! Песочного цвета волосы, подбородка почти нет, а ума не больше, чем может поместиться на кончике мизинца. Так что же, что заставило этих трёх ничтожеств решиться на похищение людей? Ведь должен за этим скрываться какой-то смысл, хотя, судя по всему, никого из них здравомыслящими не назовёшь. Но, возможно, за них думает кто-то другой и поджидает их где-то.

Ага, теперь машина вдруг сворачивает на узкую лесную дорогу. Ева-Лотта спешит рассыпать как можно больше бумажек и крошек, чтобы спасатели не сбились с пути. Их машина то и дело подскакивает и кренится на ухабах – ведь эта дорога не предназначена для езды на автомобиле. Она так подпрыгивает, что Расмус просыпается. Сначала он приоткрывает сонные тёмные глаза, но потом рывком приподнимается и пристально смотрит на Никке.

– Это ты должен был прийти починить нашу плиту в кухне или… или…

Он беспомощно замолкает, не договорив. Ева-Лотта протягивает свою тёплую руку и гладит его по щеке.

– Я здесь, Расмус, – говорит она. – Ты рад, что я здесь? Твой папа тоже здесь, хотя…

– А куда мы едем, Эва-Лотта? – спрашивает Расмус.

Но вместо Евы-Лотты отвечает Никке.

– Просто мы решили немного прокатиться, – говорит он и весело смеётся.

– Так это ты должен был починить нашу плиту, да? – всё-таки хочет узнать Расмус. – Папа, это он?

Но папа не отвечает.

Никке кажется его вопрос забавным, и он смеётся пуще прежнего:

– Плиту починить, говоришь? Да нет, парень, как-нибудь в другой раз.

Похоже, этот вопрос привёл Никке в хорошее расположение духа. Усадив Расмуса у себя на коленях поудобнее, он вдруг запел:

– «У графа была собачка по имени, видишь ли, Трулле…»

– Послушай, а как тебя зовут? – спрашивает Расмус.

– Никке меня зовут, – отвечает тот, ухмыляясь, и громко поёт: – «По имени, видишь ли, Никке».