— Но я могла бы оставить ее здесь, где ей было бы хорошо. Когда я подумаю, каково ей было там, на холоде, безнадежно больной… И котята… Сколько у нее могло быть котят?

Я пожал плечами.

— Вряд ли мы когда-нибудь узнаем. Не исключено, что только этот один. Ведь случается и так. Но она принесла его вам, не правда ли?

— Да, верно… Она принесла его мне… она принесла его мне.

Миссис Эйнсворт наклонилась и подняла взъерошенный черный комочек. Она разгладила пальцем грязную шерстку, и крошечный ротик раскрылся в беззвучном «мяу».

— Не правда ли, странно? Она умирала и принесла своего котенка сюда. Как рождественский подарок.

Наклонившись, я прижал руку к боку Дебби. Сердце не билось.

Я посмотрел на миссис Эйнсворт.

— Она умерла.

Оставалось только поднять тельце, совсем легкое, завернуть его в расстеленную на коврике тряпку и отнести в машину.

Когда я вернулся, миссис Эйнсворт все еще гладила котенка. Слезы на ее щеках высохли, и, когда она взглянула на меня, ее глаза блестели.

— У меня еще никогда не было кошки, — сказала она.

Я улыбнулся:

— Мне кажется, теперь она у вас есть.

И в самом, деле, у миссис Эйнсворт появилась кошка. Котенок быстро вырос в холеного красивого кота с неуемным веселым нравом, а потому и получил имя Буян. Он во всем был противоположностью своей робкой маленькой матери. Полная лишений жизнь бродячего кота была не для него — он вышагивал по роскошным коврам Эйнсвортов, как король, а красивый ошейник, который он всегда носил, придавал ему особую внушительность.

Я с большим интересом наблюдал за его прогрессом, но случай, который особенно врезался мне в память, произошел на рождество, ровно через год после его появления в доме.

У меня, как обычно, было много вызовов. Я не припомню ни единого рождества без них — ведь животные не считаются с нашими праздниками… Но с годами я перестал раздражаться и философски принял эту необходимость. Как-никак после такой вот прогулки на морозном воздухе по разбросанным на холмах сараям я примусь за свою индейку с куда большим аппетитом, чем миллионы моих сограждан, посапывающих в постелях или дремлющих у каминов. Аппетит подогревали и бесчисленные аперитивы, которыми усердно угощали меня гостеприимные фермеры.

Я возвращался домой, уже несколько окутанный розовым туманом. Мне пришлось выпить не одну рюмку виски, которое простодушные йоркширцы наливают словно лимонад, а напоследок старая миссис Эрншоу преподнесла мне стаканчик домашнего вина из ревеня, которое прожгло меня до пят. Проезжая мимо дома миссис Эйнсворт, я услышал ее голос:

— Счастливого рождества, мистер Хэрриот!

Она провожала гостя и весело помахала мне рукой с крыльца:

— Зайдите, выпейте рюмочку, чтобы согреться.

В согревающих напитках я не нуждался, но сразу же свернул к тротуару. Как и год назад, дом был полон праздничных приготовлений, а из кухни доносился тот же восхитительный запах шалфея и лука, от которого у меня сразу засосало под ложечкой. Но на этот раз в доме царила не печаль — в нем царил Буян.

Поставив уши торчком, с бесшабашным блеском в глазах он стремительно наскакивал на каждую собаку по очереди, слегка ударял лапой и молниеносно удирал прочь.