Он кивнул в сторону торцевой стены.

Юнас тоже кивнул.

— И эта девушка…

Он замолчал, посмотрел вниз на прилавок, снова поднял глаза и улыбнулся.

— Вы понимаете, мы с ней ушли домой вместе, и все такое. Я взял у нее номер телефона и обещал позвонить, но я потерял его. Ужасно жаль…

Бармен улыбнулся:

— Да уж, не повезло.

— Ее вы тоже помните?

Дурацкий вопрос. Конечно, помнит. Тот, кто ее увидел, не сможет ее забыть.

— Вы имеете в виду ту, которую вы угощали сидром?

Юнас кивнул:

— Ее зовут Линда. Она часто ходит сюда?

— Насколько мне известно, нет. По крайней мере, я ее здесь раньше не видел.

Юнас почувствовал, как тает надежда. Этот человек и это место были единственной зацепкой.

— Так что вы не знаете, как ее фамилия?

Бармен покачал головой:

— Понятия не имею, простите.

Юнас сглотнул.

Бармен глянул на него, подвесил последний бокал и пошел относить корзину. Юнас посмотрел на дисплей телефона, там по-прежнему было пусто. Она знала его имя и адрес, но не звонила. Он посмотрел по сторонам. Чужие губы складывались в слова и улыбки, чужие глаза искали друг друга, чужие руки… Где она сейчас? Может быть, в другом месте, похожем на это, только без него? Ее окружают другие люди, ее облик отпечатывается на другой сетчатке, она внутри кого-то другого.

— Послушайте, пожалуй, я все же смогу вам помочь.

Он снова развернулся к прилавку. Перед ним стоял бармен с чеком в руке.

— Она заплатила за первый напиток по карточке. До того, как вы пришли.

Сердце остановилось. Протянув руку, он взял чек.

— Не волнуйтесь. А чек я должен вернуть.

Он прочитал слова на белом клочке бумаги.

«Хандельсбанкен».

Она оставила десять крон чаевых. И подписалась.

Бармен смотрел на него:

— Но вы ведь сказали, что ее зовут Линда?

Он перечитал подпись. Не мог ничего понять.

— Это, наверное, не ее чек.

— Нет, ее, я помню. Ручка не писала, и ей пришлось взять другую, вот здесь, видите.

Он показал на чеке. Последние буквы были написаны другими чернилами.

— Это ее вы угощали сидром. Послушайте, может, при таком раскладе вам не стоит напоминать о себе? — Бармен криво улыбнулся, как бы подразумевая, мол, у всех случаются мелкие проколы.

Юнас не мог оторваться от этих непостижимых букв. Женщина, заставившая его предать Анну, женщина, которая помогла Анне осуществить ее несправедливую месть, — эта женщина ему солгала. Имя, которое он за последние двадцать четыре часа успел полюбить, было ложью. Ложью, которая проникла прямиком в его душу.

Ее звали Эва.

Эва Виренстрём-Берг.

Свиная вырезка с запеченным картофелем. И вино — риоха урожая восемьдесят девятого года. Сто семьдесят две кроны за бутылку.

С тем же успехом можно было подать жидкость из держателя для унитазной щетки. О чем она, кстати, действительно подумывала.

За едой они не сказали друг другу ни слова, все общение шло через Акселя. Он сам зажег свечу на столе и сейчас сидел на своем складном стульчике, считая, что начался маленький праздник. Вечер пятницы. Он даже не догадывался, что все праздники в этом доме закончились навсегда и что человек, который их отнял, сидит сейчас справа от него и запихивает в себя еду, чтобы как можно скорее сбежать в кабинет.