— Не надо врать, — очень тихо, почти одними губами, чтобы не услышал Платон, — что ты взбесился только потому, что вы не должны были встретиться.

Он откинулся на спинку. Потёр переносицу.

— Она – моё прошлое, — сказал через некоторое время. – Что ты хочешь услышать? Что мне всё равно?

Услышать это я не хотела. Я хотела, чтобы ему действительно было всё равно. Только всё равно ему не было.

— Поехали домой, Дим, — попросила спокойно. – Оставим ужин на другой день. Ничего хорошего сегодня из этого не получится.

Он долго смотрел на меня. Я на него. Потом открыла помадку, вытащила три. Одну отдала Платону, вторую оставила себе, а третью подала ему.

— Поехали домой, — дотронулась до его ноги. – Пожалуйста.

Дмитрий завёл двигатель. Положил помадку на приборную панель перед собой и вывернул руль. Хоть он не ответил, мне стало ясно, что ресторан с открытой верандой откладывается. Победой это не было, но мне стало спокойнее. Не потому, что из ужина не получилось бы ничего дельного, а потому, что Дима меня услышал. Потому, что понял меня.

Дмитрий

Чёрт! Это была Кристина.

В первые секунды подумал, что рехнулся. Но нет. Кристина, чтоб её. За время, что я её не видел, она нихрена не изменилась. Только стала, пожалуй, ещё привлекательнее. И это раздражало. При всём, что я делал для неё, она оставалась закрытым бутоном розы, а с Агатовым раскрылась.

В моих планах не было свиданий с ней ни при каких обстоятельствах. Прощальная записка, которую я оставил вместе с документами, поставила точку для нас обоих. Но она стояла в считанных метрах от меня, и поделать с этим было уже ничего нельзя. Быстро же Агатов заделал ей пузо. Сукин сын. Хотя он и в первый раз справился отменно.

Ещё и Вероника. Девчонка поглядывала на меня с подозрительностью, вынюхивала что-то. Снова сочинила себе историю?

— Уснул? – спросил, когда она, выключив ночник в детской, беззвучно закрыла дверь.

Вероника кивнула. Глянула на меня исподлобья и пошла в кухню.

Да мать её за ногу! В каждом взгляде чувствовалась недосказанность. Даже позвякивание ложки о чашку было наполнено недовольством.

— Будешь чай? – включив чайник, повернулась она ко мне.

Я едва не заскрипел зубами. Как у баб получается совершенно не имеющим отношения к делу вопросом продемонстрировать, какое мужик дерьмо?! То есть какое в данном случае дерьмо я.

— Давай, говори, — подошёл к ней и, взяв за плечо, развернул. – Ты же хочешь что-то сказать? Говори.

Она упрямо поджала губы. Вывернулась. Мне-то казалось, в машине мы всё выяснили и проехали. Чёрта-с-два! Ложечка снова застучала о чашку, чайник зашумел громче.

— Ты не ответил. Будешь чай?

— Какой, нахрен, чай, Ника?! – на сей раз схватил девчонку крепче.

Вырваться ей не удалось. Её деланное «всё хорошо» продержалось буквально несколько секунд. Голубые глазища сверкнули колким льдом, крылья носа дрогнули. Наградив меня сердитым взглядом, она дёрнула рукой уже из чистой вредности. По нервам шарахнуло. Мало мне встречи с женщиной, из-за которой я едва не сыграл в ящик по-настоящему!

— Что ты хочешь?! – выпалила она. – Я, по-твоему, дура?! Не заметила, думаешь, как ты на неё смотрел?!