У нее на мгновение возникло неприятное ощущение того, что она занимается совершенно не тем. Мутью какой-то. Какая, в сущности, разница, кто сидел в приемной руководителя, на которого поздно ночью напали и ударили тяжелой битой по голове? Она, Настя Каменская, опять излишне углубляется в детали, которые в результате ведут в никуда и не приносят совершенно никакой пользы, кроме разве что чувства добросовестно выполненной работы и уверенности, что ничего не упущено.
Она вышла в приемную и попросила Еву приглашать в кабинет вахтеров и охранников, как только они начнут подходить.
Первый свидетель появился уже через четверть часа, это была пожилая женщина-вахтер, живущая в соседнем с театром доме. Остальные тоже не заставили себя ждать. И всех их Настя и Антон спрашивали об одном и том же: не приезжали ли к Богомолову в последнее время незнакомые посетители, может быть, люди на дорогих машинах или откровенно бандитской внешности, может, кто-то оставлял письма или пакеты? Не было ли случаев, когда кто-то приехал к Льву Алексеевичу, а его не пропустили? Порядок был таким: посетитель должен сказать на вахте, к кому он приехал, вахтер звонит этому сотруднику и сообщает, что к нему гость, и сотрудник должен сам пройти к служебному входу и встретить человека. За теми, кто приезжал к Богомолову, выходила Ева. Исключение составляли те, кто появлялся в театре постоянно и кого все вахтеры знали в лицо, в частности жена и дочь Льва Алексеевича, а также еще несколько человек. Если Евы не было, то за гостями спускался тот, кто сидел в приемной. Такого, чтобы к Льву Алексеевичу проводили кого-то подозрительного, кого он, вполне возможно, не хотел принимать, и его пришлось уговаривать, вроде бы не было. Во всяком случае, никто из опрашиваемых ничего подобного припомнить не мог. Правда, было одно, но весьма существенное «но»: к кабинету худрука можно попасть из фойе ложи бенуара, то есть к Богомолову мог пройти любой зритель во время спектакля, и это осталось бы незамеченным для вахтеров и охранников. Так что избежать разговора с завтруппой и дамами из бухгалтерии все-таки не удастся.
Настя уже почти разочаровалась в своей затее опросить тех, кто постоянно находится у служебного входа, как вдруг вахтерша Тамара Ивановна, уже распрощавшаяся с сыщиками и сделавшая шаг в приемную, вернулась и решительно села на стул, с которого только что встала.
– Я не хотела вам рассказывать, я вообще не хотела, чтобы об этом кто-то знал, но дело все-таки серьезное… Такое несчастье с Львом Алексеевичем… Может, это и не имеет никакого значения, это все-таки давно было… – начала она путано.
– Насколько давно? – мягко спросил Антон, подсаживаясь поближе к Тамаре Ивановне. – В прошлом году? Или попозже?
– Месяца два назад, в самом начале осени. Тогда нашему Илье Фадеевичу стало плохо прямо в театре, его на «Скорой» в больницу увезли и даже боялись, что инсульт. И через некоторое время пришел Кирюшка, его внук. Ну, это дело обычное, Илья Фадеевич в театре уж столько лет работает и Кирюшку к нам с самого детства приводил, так что мы мальчика давно знаем. Но Кирюша в тот раз пришел сильно выпивший. А Илья Фадеевич-то в больнице, вот я и говорю ему, мол, нет дедушки в театре, он в больнице лежит. А он мне отвечает: «Я не к деду, я к Богомолову вашему пришел». Я тогда очень удивилась, зачем, думаю, ему к Богомолову, что у них может быть общего, какие дела? Ну и начала допытываться, мне же интересно. А Кирюшка вдруг как с цепи сорвался, начал орать, что он Льва Алексеевича убьет, голову ему оторвет, и прочие глупости. И рваться стал через турникет, глаза бешеные, губы побелели, я даже испугалась. Вышла, хотела его не пустить, да куда там – разве мне с ним совладать! Виталик-охранник выскочил, схватил Кирюшку, тот вырывается, орет, в общем, пришлось Виталику врезать ему как следует. Я думала, даже милицию придется вызывать, но ничего, Виталик справился, заломал мальчишку, выставил его на улицу и пригрозил, что в следующий раз руки-ноги ему переломает. Некрасиво вышло, конечно, и я тогда сильно испугалась, потому что Кирюша был очень зол. Встретился бы ему в тот момент Лев Алексеевич – даже и не знаю, чем дело кончилось бы.