Дэвид явно хватил через край. Эндрю Эпперли даже слегка побледнел. Для истинного жителя Запада подобные слова послужили бы достаточным поводом, чтобы немедленно заговорили револьверы. Но, к изумлению Эпперли, выражение лица Одиночки Джека не изменилось. Он молча кивнул.
— И постараетесь держаться подальше от всяческих неприятностей. Это главное, что вы должны усвоить.
— Очень хорошо, — согласился Одиночка Джек с кротостью, какой трудно было от него ожидать.
— В таком случае, — сказал Дэвид Эпперли, позволив себе торжествующе улыбнуться при взгляде на брата, — мы можем ехать вместе.
В тот же день они отправились в Джовилл, крепость короля разбойников Шодресса.
Они ехали в тряской повозке, в которую была впряжена пара отличных лошадей. К повозке были привязаны три оседланные лошади, а багаж погружен позади фургона, где лежали полдюжины томов по законодательству. С такими скудными боеприпасами юный Дэвид готовился взорвать вражеский бастион!
После его отъезда Эндрю Эпперли еще долго одолевали серьезные сомнения. К тому же в его памяти запечатлелась одна, последняя, деталь картины — и это был не брат, не отъезжающий фургон, а чудовищный волкодав, который скользил вслед за ними, в кустах, в пятидесяти ярдах от дороги. Поэтому Эндрю чудилось, что впереди у его младшего брата опасность, опасность и еще раз опасность.
И его ничуть не успокоило письмо, которое пришло два дня спустя.
«Дорогой Энди. Я в Джовилле в гостинице Шодресса. Я, конечно, мог бы остановиться в другой гостинице, но подумал, что, приехав прямо сюда, покажу им, что не боюсь. Шодресса нет в городе. А когда он появится, я собираюсь увидеться с ним и выложить открытые карты на стол.
По крайней мере, ни у кого в этом мире не будет повода назвать меня трусом. Когда ко мне приведут первого бандита, обвиняемого в грабеже, я собираюсь взяться за дело со всей возможной твердостью. От первого дела зависит, как будут идти дела впоследствии. Я надеюсь, ты проследишь, чтобы первым человеком, которого направят ко мне, был бы тот, против кого выдвинуты действительно серьезные обвинения. Для начала мне необходимо, чтобы вина его была совершенно очевидной, только тогда я смогу надеяться на благоприятный вердикт здешнего суда присяжных. Ты совершенно прав: они здесь все люди Шодресса и ненавидят даже само имя Эпперли. Когда я зарегистрировался в гостинице, клерк побелел. В то же время я теперь ощущаю душевный подъем, какого не испытывал многие годы. Это будет великая игра.
Всегда твой, Дэвид».
Дальше следовала приписка, точно эта мысль не сразу пришла в голову:
«Насчет твоего Димза. Кажется, я был прав, заняв насчет него твердую позицию. Не важно, каким наглым дьяволом он был на Востоке, в этой новой обстановке он, похоже, совсем не уверен в себе. Он кажется скорее застенчивым, даже боязливым, но делает все, что я ему приказываю. Он не задает вопросов, и сам на чужие не отвечает. Думаю, я могу заверить тебя, что его исцеление уже началось. Но он кажется мне скорее трусливым парнем, и когда он будет спасен, я сильно удивлюсь, если овчинка будет стоить выделки».