Как бы то ни было, она устремилась вперед, через Уотермен-стрит, вверх по ступенькам «Карр-хауса», в поисках убежища и кофе.

Кафе только что открылось. Парень за прилавком, в очках как у Элвиса Костелло, промывал аппарат для эспрессо. За столиком у стены девушка с розовыми волосами торчком курила сигарету, ароматизированную гвоздикой, и читала «Невидимые города». Из стоявшей на холодильнике стереосистемы доносилась песня «Отравленная любовь».

Филлида, прижав сумочку к груди, словно для защиты, остановилась, чтобы изучить развешанные по стенам студенческие произведения: шесть картин, на которых были изображены мелкие, запаршивевшие собаки в ошейниках из пластмассовых бутылок.

— Как интересно, правда? — благожелательно сказала она.

— Богема, — откликнулся Олтон.

Мадлен усадила родителей за столик у окна в нише, как можно дальше от девушки с розовыми волосами, и направилась к прилавку. Парень не торопился подходить. Она заказала три кофе — себе большой — и бублики. Пока бублики поджаривались, она отнесла кофе родителям.

Олтон, не способный сидеть за завтраком, ничего не читая, взял с соседнего столика брошенную кем-то газету «Голос городка» и принялся ее изучать. Филлида открыто таращилась на девушку с розовыми волосами.

— Неужели ей так удобно? — поинтересовалась она приглушенным голосом.

Обернувшись, Мадлен увидела, что девушкины потрепанные черные джинсы держались на булавках, которых было несколько сотен.

— Не знаю, мам. Может, ты ее саму спросишь?

— Боюсь, как бы не наколоться.

— Если верить этой статье, — сказал Олтон, не отрываясь от «Голоса», — гомосексуализм до девятнадцатого века не существовал. Его изобрели. В Германии.

Кофе был горячий, способный вернуть человека к жизни. Пригубив его, Мадлен начала немного приходить в себя.

Через несколько минут она поднялась, чтобы принести бублики. Они немного подгорели, но ждать новых не хотелось, поэтому она взяла их и вернулась за столик. Олтон, рассмотрев свой бублик, с кислым выражением лица принялся скрести его пластмассовым ножом, словно в наказание.

— Так что, ты нас познакомишь сегодня с Леонардом? — спросила Филлида.

— Вряд ли, — ответила Мадлен.

— Ты нам ничего не хочешь сообщить?

— Нет.

— Вы по-прежнему собираетесь поселиться вместе этим летом?

К этому моменту Мадлен успела откусить от своего бублика. Ответить на вопрос матери было непросто: строго говоря, Мадлен с Леонардом поселиться вместе не собирались, так как расстались три недели назад; тем не менее Мадлен не теряла надежды на примирение; к тому же ей стоило больших усилий приучить родителей к мысли, что она будет жить с парнем, и теперь обострять обстановку признанием, что эти планы отменяются, не хотелось. Учитывая все это, она с облегчением указала на полный рот — ответить она не могла.

— Ну что ж, ты теперь взрослая, — сказала Филлида. — Можешь делать что хочешь. Однако прошу занести в протокол, что я этого не одобряю.

— Ты это уже заносила в протокол, — встрял Олтон.

— И все равно это идея неудачная! — воскликнула Филлида. — Я не имею в виду приличия. Я говорю о практических проблемах. Если ты начинаешь совместную жизнь с Леонардом — или с любым другим молодым человеком, — и при этом у него работа есть, а у тебя нет, то с самого начала ты в невыгодном положении. Что будет, если вы не сойдетесь характерами? Куда ты тогда пойдешь? Тебе негде будет жить. И заняться нечем будет.