― Это твоя вина, — говорю я матери, — а ты ведь образованная! Что же оставалось делать ребенку? Все эти годы давление, давление и давление: «Будь первым, не стыди нас, стань важным человеком в обществе». Теперь он взбрыкнул — ничего не хочет. Прекрати это давление и чрезмерную опеку и увидишь, что тогда ребенок выровняется. Он пойдет вперед, когда ты предоставишь ему свободу.

Детям нужна молитва с верой, а не поучения, поэтому очень важно, чтобы рядом с ребенком были люди, умеющие горячо молиться. Мать должна уметь приласкать ребенка не только телесно, но и молитвенно. Ребенок чувствует в глубине души духовную ласку, которую таинственно посылает ему мать, и тянется к ней. Он ощущает безопасность, уверенность, если продолжительной, настойчивой и горячей молитвой мать таинственно обнимает его и освобождает от того, что на него давит.

Матери умеют волноваться, советовать, много говорить, но они не научились молиться. Постоянные советы и указания приносят большой вред. Детям не нужно много слов. Слова раздражают слух, тогда как молитва идет в сердце. Нужна молитва с верой, без беспокойства, и добрый пример.

Как-то раз ко мне в монастырь пришла одна мать в отчаянии из-за своего сына Йоргоса. Он совершенно сбился с пути, гулял по ночам с нехорошими компаниями. Мать переживала, плакала.

Я ей сказал:

― Не говори ему ничего, только молись!

Мы установили с ней общее время для молитвы с десяти до десяти пятнадцати вечера. Я ей сказал, чтобы она ничего не говорила сыну и позволяла бы ему гулять, когда он хочет, чтобы не спрашивала: «Во сколько ты вчера пришел?» и прочее. Но чтобы она говорила с большой любовью: «Йоргос, еда в холодильнике, поешь». И больше чтобы ничего ему не говорила, только обращалась с сыном с любовью и не оставляла бы молитвы.

Мать начала это выполнять, и по прошествии двадцати дней сын ей сказал:

― Мама, почему ты со мной не разговариваешь?

― Йоргос, дорогой, разве я с тобой не разговариваю?

― Мама, ты мной недовольна, ты со мной не разговариваешь.

― Что ты такое странное говоришь, Йоргос, дорогой? Как это я с тобой не разговариваю? Разве я сейчас с тобой не разговариваю? Что ты хочешь, чтобы я тебе сказала?

Йоргос ей ничего не ответил. Потом мать пришла в монастырь и говорит мне:

― Геронда[5], что такое мне сказал мой сын?

― Наш метод подействовал.

― Какой метод?

― То, что я тебе сказал: не разговаривать с ним, но только тайно молиться, — и твой сын образумится.

― Неужели в этом дело?

― Да, в этом, — говорю я ей. — Он хочет, чтобы ты делала ему замечания: «Где ты был? Что ты делал?» А он чтобы кричал, возмущался и приходил еще позже.

― Ну и ну! — говорит она. — Какие же удивительные вещи открываются!

― Поняла теперь? Ведь ситуация говорит сама за себя: он тебя мучил, потому что хотел, чтобы ты его ругала, а он мог продолжать свои безобразия. Теперь ты его не ругаешь, и он огорчается. Теперь, когда он делает по-своему, ты показываешь равнодушие — и не ты огорчаешься, а он переживает.

Однажды Йоргос объявил дома, что бросает работу и уезжает в Канаду. Он и своему начальнику сказал: «Я ухожу, ищите другого на мое место».