Она еще пару раз шмыгнула носом и, надо от­дать должное, быстро взяла себя в руки.

Да, я готова. Но меня уже допрашивали.

Я усмехнулся.

Это не допрос. Просто я хочу поговорить с вами. Сейчас, во всяком случае. Допрошу я вас поз­же. Может быть, и не один раз. А сейчас просто побеседуем.

Следователи всегда так говорят.

А вы часто общаетесь со следователями? — удивился я.

Нет, конечно. Но в кино следователи всегда говорят, что это не допрос, а просто беседа. А по­том получается, что именно допрос.

Эх, Ада Сергеевна, — грустно вздохнул я, — если бы в жизни все было, как в кино...

Ну ладно. Задавайте ваши вопросы.

Скажите, у вас есть какие-нибудь подозрения? Были у вашего мужа враги или недоброжелатели? Завистники, наконец?

Она передернула плечами.

Вы понимаете. Валя занимал такой пост... У начальника всегда есть недоброжелатели. Начиная от замов, которые метят на его место, и кончая тре­нерами команд, которых не допустили в Высшую лигу. Но чтобы кого-то подозревать... Нет, я не знаю.

Другого ответа я не ожидал. Этот вопрос всегда служит чем-то вроде вступления. Ну ладно, пойдем дальше.

Какие у вашего мужа были отношения с Вла­димиром Серебровым?

Ада Сергеевна подняла брови.

С Вовой? Они дружили всю жизнь. Вы, конеч­но, не помните, вы еще мальчик...

Я усмехнулся про себя. «Мальчик».

Прекрасно помню. Они были кумирами моего детства.

И не только вашего, — с гордостью в голосе сказала она, — они были кумирами всей страны. Можно даже сказать, на их примере выросло целое поколение.

Она смахнула слезинку. Этот жест мне показал­ся каким-то театральным. Или я ошибаюсь?

А как они дружили! В свое время это была дружба, о которой ходили легенды. «Три С» их на­зывали. Одна из лучших троек нападающих в сбор­ной Советского Союза за всю историю.

Она умолкла, только покачивая головой.

А в чем выражалась эта дружба в последнее время?

Ада Сергеевна внимательно посмотрела на меня.

Я понимаю, что вы имеете в виду. Конечно, вчера Вова, сегодня Валя... Мы и опомниться не успели. Он был потрясен. Я имею в виду Валю. Просто потрясен. Я его не видела, он всегда уезжа­ет в пятницу вечером на дачу. Прямо с работы. Но когда он позвонил, у него был такой голос...

Какой?

Ну не знаю... Потрясенный.

Она опять заплакала. А я отметил про себя, что Старевич, по-видимому, был на даче один почти сутки. А может, не один?

Когда вы с ним созванивались?

Часов в восемь. Может, в начале девятого. Я уже рассказывала вашему...

Она показала на Грязнова.

В доме еще кто-нибудь был кроме него?

Н-нет. Иногда приходит женщина убираться и готовить, но обычно она приходит по средам и...

А у него не было охраны? Все-таки долж­ность...

Его охранял шофер. Сережа Ермолин. А здесь, на даче, — нет. Но тут место спокойное. Обычно Валя отпускал его домой. Скорее всего, так было и на этот раз. И потом, этот участок охраняется. Вы же проезжали мимо ворот.

Да, действительно, большой участок, на котором находилось несколько дач, был обнесен легкой ог­радой из сетки-рабицы. А в сторожке у распахну­тых ворот дремал хлипкий старичок в камуфляж­ной форме.