«Странно, — размышлял Джек, пока дайса скользила в сторону верфи, - но если бы я стоял на своём собственном квартердеке, они бы никогда, никогда не осмелились болтать о докторе Галлее. Я чувствовал себя как Юлиан Отступник на скамейке епископов... прекратил бы все это на борту собственного корабля... уважение значит очень многое — кроткие в доме отца своего... и таких большинство, осмелюсь заметить». Тем не менее, его собственные дочери не были столь кроткими: Джек вспомнил их пронзительный рев: «Папа, папа, давай же, папа. Мы никогда не взберемся на холм на такой скорости. Прошу, папа, не ползи как слизняк». Раньше это было бы «долбаный слизняк» — девочки научились вольностям в речи у моряков, которые составляли часть их домашней обслуги, но в последнее плавание или два Софи взяла дело в свои руки, и теперь девчачьи крики типа «проклятый увалень» или «толстозадый ублюдок» слышались только в отдаленных уголках рощи Эшгроу.

— Интересно, чем Грэхэм нас угостит, — внезапно произнес Стивен, нарушив молчание.

— Чем-то хорошим, я уверен, — отозвался Джек, улыбаясь.

Профессор Грэхэм был известен своей бережливостью, но те, кто называл его жадным, скупым, скаредным, скрягой или чем-то похожим, ошибались, и когда он закатывал пирушку, а в этом случае — прощальный ужин своим бывшим товарищам по «Вустеру», «Сюрпризу» и еще парочке друзей и родственников из шотландских полков, то делал это весьма щедро.

— Будет странно, если ты не получишь свою «пятнистую собаку». Он особенно просил меня рассказать о твоих любимых блюдах.

— Буду с нетерпением ждать, — голос друга вдруг без каких-либо усилий поднялся до оглушительного рыка, когда он крикнул, — только стань мне поперек клюзов, и я раздавлю тебя, недоделанный сын египетской шлюхи, — в сторону гички по перевозке шерсти, и этот крик отразился эхом от обоих берегов.

— Но теперь я подумал, — продолжил Джек, — и полагаю, лучше доплыть до «Эдинбурга» и позаимствовать катер у Дандаса. Катер невероятно широк, гораздо удобнее нашего собственного, а поскольку «Эдинбург» встал на якоре на глубине в десять саженей, то подходит гораздо лучше, чем зловонная лужа «Сюрприза». Не сомневаюсь, что Дандас набросит канат на колокол и даст тебе погрузиться. Хотя думаю, будет лучше, если сначала юнга или мичман спустятся в нем, чтобы удостовериться, что штуковина работает.

— Профессор Грэхэм, сэр, добрый вечер, — произнес доктор Мэтьюрин, входя в комнату коллеги, — я заглянул к вам сразу после прогулки по дну моря.

— Да, — сказал Грэхэм, оторвавшись от своих бумаг, — так я и понял. За вами наблюдали с Барракки в подзорные трубы, как вы пузыри пускали в своем перевернутом котелке: полковник Виль поставил пять к двум, что вы больше не всплывете.

— Я искренне надеюсь, что он проиграл, бесчеловечный негодяй.

— Конечно, проиграл, раз уж вы стоите здесь, — сказал Грэхэм нетерпеливо. — Но вы снова шутите, несомненно. Судя по вашей обуви и чулкам, морское дно, должно быть, ужасно вонючее и грязное место.

— Так и есть, огромный участок желтовато-серого ила, перемещающегося в удивительно-странном свете, но кольчатые черви, мой дорогой Грэхэм, кольчатые черви! Сотни, нет, тысячи кольчатых червей, по крайней мере, тридцати шести различных видов, некоторые с хохолком, другие плоские. И подождите, я еще расскажу вам о моих голотуриях, морских слизнях, морских огурцах...