Адамс, казначей, и оба помощника штурмана, Хани и Мэйтлэнд, посетили то же самое мероприятие, поэтому их мучила аналогичная тяжесть в печени, в то время как штурман Гилл, казалось, готов повеситься (хотя это было его привычное состояние). Вообще-то бодрые, живые и разумные лица принадлежали лишь представителям молодежи, оставшимся на фрегате: Уильямсону и Кэлэми — маленьким бесполезным созданиям, зато веселым и иногда внимательным к своим обязанностям.

Пуллингс был не в счет, хотя и присутствовал. Он больше не принадлежал «Сюрпризу» и находился тут только в качестве посетителя, любопытного наблюдателя. Да и в любом случае его лицо нельзя было назвать по-настоящему веселым. Несмотря на явную гордость эполетами, внимательный наблюдатель мог разглядеть в нем глубоко засевшие чувство утраты и беспокойство. Словно капитан Пуллингс, коммандер без корабля и с малыми шансами получить оный, начал осознавать, что само многообещающее путешествие оказалось лучше, чем его концовка, что больше нечего ждать, осталось только рассказывать о прежних походах, старых друзьях и старом корабле.

— Очень хорошо, мистер Моуэт, — произнес капитан Обри, закончив смотр, а затем к всеобщему ужасу добавил, — все матросы направляются на Гоцо в шлюпках. —

И, видя на лице Пуллингса какую-то безутешность и потерянность, добавил,

— капитан Пуллингс, сэр, если вам удобно, вы бы неимоверно мне помогли, взяв на себя командование катером.

«Это немного растрясет их жирок», — подумал с удовлетворением Джек, когда лодки кружили вокруг мыса Сент-Эльмо и баркас, катер, гичка, два тендера и даже ялик отправились в долгое плавание против течения, прямо навстречу умеренному северо-западному ветру без малейшей надежды на то, что удастся поднять паруса прежде, чем они через тринадцать злополучных миль доберутся до Гоцо.

Моряки даже подумали, что капитан, учитывая его нынешний содомский склад ума, заставит их тащиться прямо вокруг Гоцо, Комино, Коминотто и остальной части долбаной Мальты. Команда баркаса, заметив уставившегося прямо на них капитана, сидящего на кормовой банке между своим рулевым и мичманом, едва ли могли выразить своё мнение о поведении капитана чем-то кроме неподвижных каменных лиц, как не могли постенать всласть и гребцы на других шлюпках, в особенности те, что сидели прямо за кормой.

Однако шлюпки были переполнены, люди на веслах сменялись каждые полчаса, и даже там, где командовал Пуллингс и два лейтенанта, гребцы умудрялись высказаться или, по крайней мере, проворчать, пару слов о капитане Обри в весьма непочтительных выражениях, а на катерах и ялике под командованием мичманов настроения витали откровенно мятежные, и через определенные промежутки времени слышался крик мистера Кэлэми: «Тишина, тишина, эй, там, все попадете в штрафной список». И с каждым разом голос становился все пронзительнее и настойчивей.

Тем не менее, через час или около того колкие насмешки улетучились вместе с потом, и, достигнув спокойной морской глади, защищенной островом Комино, экипаж пустился в погоню за сперонарой