— Это не благоразумие! Это беспечность и расточительство!

Он вспотел — и от жары, и оттого, что наверняка быстро бежал, догоняя меня. Адриан пользовался одеколоном, от которого у меня всегда кружилась голова, но естественный запах теплой кожи Дмитрия опьянял тоже. Просто удивительно, что я по-прежнему замечала эти мелочи, хотя вполне обоснованно продолжала злиться на него за то, что он держит меня в плену. Может, злость действовала на меня возбуждающе?

— Сколько раз мне придется объяснять логику того, что мы делаем? — раздраженно спросил он.

— Пока не уступишь.

Я снова попыталась освободиться, с тем лишь результатом, что наши тела оказались еще плотнее прижаты друг к другу. Возникло чувство, что на этот раз фокус с поцелуем не сработает.

Он рывком поднял меня на ноги, заведя руки за спину и крепко держа их. Пространства для маневра было лишь чуть-чуть больше, чем пока я лежала на земле, — но явно недостаточно, чтобы освободиться. Он медленно повел меня обратно.

— Я не допущу, чтобы ты и Сидни подвергали себя риску из-за меня. Я сама о себе позабочусь, просто отпусти меня!

Ему приходилось чуть ли не волочить меня. Увидев высокое, тонкое дерево, я зацепилась за него ногой. Мы остановились.

Дмитрий застонал и переместил руки, пытаясь отодрать меня от дерева. Я тут же рванулась, но не сделала и двух шагов, как он снова схватил меня.

— Роза, ты не можешь победить, — устало сказал он.

— Как лицо, болит? — спросила я.

В густом полумраке никаких следов моего удара видно не было, но я не сомневалась, что завтра появится синяк. Стыдно было уродовать его лицо таким образом, но ничего, он поправится, и, может, это преподаст ему урок, что не стоит связываться с Розой Хэзевей.

А может, и нет. Он снова потащил меня.

— Учти, будешь еще рыпаться, я закину тебя на плечо.

— Ну-ну, попытайся, — ответила я. — Интересно будет посмотреть.

— Что, по-твоему, будет чувствовать Лисса, если тебя убьют? — Он сильнее сжал руки; казалось, ему хочется хорошенько встряхнуть меня — так сильно он был расстроен. — Попробуй представить, каково это будет для нее — потерять тебя.

На мгновение я растерялась. Я не хотела умирать, но рисковать моей жизнью именно это и означало: рисковать моей жизнью, а не жизнью кого-то другого. И однако я понимала, что он прав. Моя смерть окажет на Лиссу разрушительное действие. Тем не менее… я должна была рискнуть.

— Надо верить, товарищ. Я не погибну, — упрямо заявила я.

Это был явно не тот ответ, которого он хотел.

— Есть другие возможности помочь ей, помимо твоих безумных планов.

Внезапно я перестала упираться. Дмитрий споткнулся, захваченный врасплох отсутствием сопротивления.

— Что такое? — спросил он, удивленно и подозрительно.

Я устремила взгляд в ночь, ничего не видя. Перед моим внутренним взором снова возникли неспешно идущие Лисса и Эйб, припомнилось охватившее ее чувство бессилия, желание обрести право голоса. В ушах, казалось, зазвучал голос Татьяны.

«Она — не последняя из Драгомиров. Есть еще один».

— Ты прав, — сказала я наконец.

— Прав в чем?

Дмитрий совершенно растерялся — обычная реакция, если я соглашалась с разумными доводами.